– Сен-Пьеру плечо прострелили, но жить будет.
– Это хорошо. У нас ром остался?
– Нет. Эти дикари все выжрали.
– Ну что ж, будем надеяться, Черная Борода не станет скупиться. Сил терпеть никаких нет.
– Пусть только попробует не дать, – сказал Фернандо. – Я силой у него вырву.
Мир связан тайными узлами.
Атанасиус Кирчер. Магнетическое царство природы
Дьявол есть духовная и разумная сущность.
Коттон Мэтер. Чудеса Невидимого Мира, 1693 г.
Он промерз до самых костей и чувствовал себя уже не человеком, но какой-то глыбой льда. Окна собора были черными, бледный свет луны едва касался их, пробиваясь между голыми ветвями деревьев, отбрасывал на черной поверхности мозаичные тени. Странно, но ветки сплелись так плотно, что он никак не мог разглядеть сам источник этого тусклого освещения. Бен не знал, где находится и как он сюда попал.
Вначале он где-то бесцельно бродил, но постепенно начал различать среди кривых стволов деревьев смутные геометрические тени. Наверное, это дома или их руины.
Бен подошел к зияющему проему дверей, увитому засохшим шиповником, под ногами в темноте едва различались искрошенные плиты. Внутри было светлее, алхимические фонари медно-красным цветом окрашивали стены. Казалось, он попал в затерянный в пустыне Вавилон – один из тех городов, о которых рассказывают путешественники, вернувшиеся из странствий по арабским землям. Этот город делался видимым в определенный день, а потом вновь исчезал, и не под толщей песка, а под пологом из сплетенных ветвей деревьев.
Войдя, он тут же понял, что совершил ошибку. Среди покрывал паутины, свисавших с потолка, он увидел около дюжины свободно парящих в пространстве металлических шаров. Шар в центре излучал тусклый свет, он, конечно же, являлся Солнцем. Едва переведя дух, он определил названия остальным шарам Меркурий, Венера, Земля, Марс. Все планеты были здесь, а между ними, похожие на шарики из детской игры, плавали спутники и кометы.
И вовсе это не руины древнего города – это Лондон, комната в Крейн-корт, где размещалась модель Солнечной системы, где он стал ньютонианцем, где некогда они пользовались этой моделью как инструментом в изучении законов природы. Он огляделся вокруг со смешанным чувством ужаса и печали.
Возможно, как отклик на его воспоминания, что-то в глубине комнаты завозилось, зашуршало, прошептали его имя, и он вспомнил не только комнату, погребенную под развалинами Крейн-корт.
Он выскочил наружу и узнал среди развалин и кофейню, где он встретил свою первую любовь, и лондонский Тауэр, и купол собора Святого Павла. Здесь же была кофейня, где он познакомился с Василисой, Маклореном, Гизом, Вольтером.
Это все сон, все эти здания не могли уцелеть. Но от этой мысли охвативший его ужас не уменьшился. Он пустился бежать, отбиваясь от веток, которые вцеплялись, словно пальцы, он чувствовал себя виноватым, казалось, что в этом бесконечном лесу все деревья – один человек, которого он погубил.
Он бежал – он убегал от Брейсуэла, от кометы, от всего того, что его постоянно преследовало, и сейчас это все сплелось клубком и гналось за ним Бен бежал прочь от всех своих малодушных поступков и предательств. И чем быстрее он бежал, тем гуще делался лес.
Появился еще один знакомый дом, окна ярко освещенные, манят уютом и теплом. Это – печатня его брата. Он вернулся в Бостон, словно бежал не вперед, а назад. Страх навалился на него могильной плитой.
Стиснув зубы, он схватился за дверную щеколду.
Джеймс был там. Он криво усмехался, глядя на него, на рубашке Джеймса были видны застарелые пятна крови. Джеймс, его мертвый брат, делал ему призывные знаки войти.
Конечно же, это все сон.
– Джеймс, я не думал, что такое может случиться, – прошептал он, чувствуя, что должен что-то сказать. – Я не подозревал, что он может убить тебя.
Но души умерших все знают, знают все тайные помыслы. В глазах Джеймса была насмешка. Вдруг сквозь черты брата Бен увидел лицо отца, не отчетливо, а словно сквозь мутное стекло. Бен отпрянул прежде, чем Джеймс облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы и начал говорить.
– Среди многочисленных. Пороков, что царят в этом Городе и в любое Время могут попасть в поле моего Внимания и подвергнуться моему Порицанию, самым великим является Гордыня.
Джеймс произносил слова, будто читал молитву, а его невидящие глаза смотрели прямо на Бена. Голос его звучал знакомо, но в то же время странно, интонация не сбивалась ритмом дыхания и человеческими чувствами. Его речь вызвала у Бена ощущение болезненной дисгармонии. И это ощущение было также хорошо знакомо ему.
– Общепризнанно, – продолжал Джеймс, – что такой Порок самый ненавистный для Бога и Человека. Даже те, кто взращивает его в себе, ненавидят его в других.
– Джеймс, пожалуйста… – пытался выговорить Бен немеющим языком, он испугался, как бы не задохнуться.
Джеймс говорил словами Бена, которые он написал в письме от лица Смиренной Добродетели, якобы корреспондента газеты Джеймса «Куранты».
Лицо Джеймса сделалось злым, он стоял, выставив вперед указательный палец, как это обычно делает пастор, предостерегающий паству от грехопадения, голос его зазвучал еще громче.
– Возгордившийся человек ни к чему не стремится, кроме как к безграничному Превосходству над своими Собратьями. Он почитает себя Королем Монолога, воображает себя покорителем всего Мира, населению коего даются им правильные Указания, чтобы доказать его собственное Превосходство!
Его насмешливый тон сменился бешеной яростью, а Бен стоял, как парализованный, в то время как его брат вдруг ринулся вперед и ударил его в левый висок. Бен отлетел к стене, задохнувшись от тяжелого запаха гниющей плоти, который неожиданной наполнил его легкие. Джеймс стоял и смотрел на него, и ничего во внешнем облике его не изменилось, лишь глаза потухли, а вместе с этим и ярость угасла. Очень медленно его брат развернулся, пошел назад, к прессу, и занялся своим привычным делом. Бен еще постоял некоторое время, дрожа всем телом, и вышел, обливаясь призрачными слезами.
Снаружи было уже не так темно, между деревьями показался просвет. Казалось, он стоит на площадке огромного амфитеатра, и у него над головой небо раскрылось во всей своей девственной наготе.
Небеса были светлы, и не от света луны или звезд, а озарялись сиянием объекта, величиной с кулак, за которым через все небо протянулся дымный след.
Он проснулся, дрожа от ужасного холода и боли в груди.
– Ну что, проснулся, дорогуша? – спросил его сладко-ехидный голос.
Бен, не поднимая головы, скосил глаза влево, вправо: он лежал на холодном камне. Над ним колокольней возвышался Роберт, носком тяжелого башмака он легонько пинал его в бок.