– Будь моя воля, я бы все эти книги взял с собой, – с сожалением произнес Френсис. – Но должен признаться, что вы отобрали самые лучшие, будто мои мысли прочитали. Но почему вы спите здесь, когда для вас приготовлена удобная постель?
– Я читала, – призналась Адриана. – Будьте ко мне снисходительны, я так давно не видела книг.
– И какие книги! Я их ценю больше всех остальных.
– И я тоже, – сказала Адриана, широко улыбаясь.
– Правда? Как приятно это слышать. – Он на мгновение смутился, но это было так естественно для мальчика четырнадцати лет. – Простите, мадемуазель, не согласитесь ли вы во время нашего путешествия иногда ехать со мной рядом? Мне бы очень хотелось поговорить обо всем, что написано в этих книгах, поговорить с человеком сведущим.
Адриана встрепенулась:
– С превеликим удовольствием, монсеньор. Хотя я должна буду присматривать и за моим сыном, и моей больной подругой.
– Да, конечно, – поспешно ответил мальчик и покраснел. – Я имел в виду, если вам моя компания не обременительна и если это доставит вам удовольствие.
– Я уверена в этом, – сказала Адриана, вставая из-за стола и делая реверанс. Она прекрасно понимала, какой обзор открывается перед Френсисом в глубоком вырезе ее лифа.
Ничего плохого не будет в том ни для нее, ни для Креси, если юный герцог воспылает к ней любовью. Она протянула ему руку, на которую он на мгновение растерянно уставился, а потом склонился и поцеловал.
– Спокойной ночи, ваша светлость, – сказала Адриана.
– Спокойной ночи, мадемуазель. Я бы на вашем месте предпочел хорошо выспаться, может так случиться, что это последняя ночь, когда вы спите в постели.
– Мы что, скоро выезжаем?
– Боюсь, что уже завтра пополудни.
– О! Но Креси…
– Ей предоставят карету, и доктор будет регулярно ее навещать. Боюсь, большего для нее нельзя сделать.
Адриана снова сделала реверанс.
– О большем я и просить не смею, – сказала она.
Утро для Адрианы оказалось бесконечно длинным и хлопотным, и у них с Креси не было возможности поговорить, а вопросы, вызванные признанием Креси, роем кружились в голове и не давали покоя. Подготовка к отъезду, которая шла в течение нескольких последних дней, достигла своего апогея, и весь дом был объят бурлящим хаосом, – нельзя было найти ни одной комнаты, ни одного укромного уголка, чтобы уединиться и договорить недоговоренное.
Как и обещал Френсис, в полдень они были уже в пути: над головой удивительное небо – свод бирюзового цвета с редкими облачками и золотым диском солнца. Несмотря на все тяготы жизни, что Адриана оставила позади и что ждали ее впереди, счастьем наполнилась ее душа, и от напряжения чувств она готова была расплакаться. Все испытывали нечто подобное, и маленькая армия отправлялась в путь в приподнятом, даже праздничном настроении. Герцог и его телохранители в великолепных камзолах и шляпах с перьями, лошади вычищены и убраны, как для парада, инфантерия распевала бравые песни. Казалось, вернулись былые счастливые дни, а сегодняшний мир вечно серого неба и непролазной грязи – лишь дурной сон. Адриана надела красивый костюм для верховой езды, по вороту и обшлагам обшитый золотым галуном, очень удобный и теплый, так что утренняя свежесть совсем ее не беспокоила.
Даже лошадь под ней шла, пританцовывая. Поддавшись порыву, она легким галопом подскакала к карете Креси и радостно приветствовала ее через открытое окно. Креси слабо помахала ей рукой. Доктор был вместе с ней и чем самым лишал их возможности поговорить наедине. Все еще охваченная легкомысленным восторгом, Адриана поскакала назад, вдоль строя солдат, улыбаясь им, принимая их ответные приветствия, пока не оказалась рядом с крытой повозкой, в которой находился вместе с няней маленький Николас. Адриана наклонилась и подхватила сына на руки, подняла его к небу и рассмеялась, заметив удивление и восторг в его глазах.
– Смотри, Нико! – воскликнула она. – Это – солнце!
Николас молчал, и когда она его опустила, то увидела, что глаза у него закрыты и он готов расплакаться.
– Я знаю, знаю, мой мальчик, мой Нико, оно очень яркое, слишком яркое для твоих маленьких глазок, привыкших к мрачным, серым дням. Но солнце снова к нам вернется, и твои глазки научатся любить его. Мир меняется к лучшему! Он станет лучше, я обещаю тебе, мой малыш! – Она ехала, держа сына перед собой, и мальчику нравилось мерное покачивание в седле, нравилось держаться за гриву лошади и что-то лепетать.
Конечно, это был всего лишь краткий миг счастья, он не мог длиться бесконечно долго. Сумерки опустились раньше, чем солнце склонилось к горизонту, наползли со всех сторон черные тучи, похожие на гигантских жаб. И хотя тучи не угрожали немедленно пролиться дождем, Адриана сочла благоразумным вернуть Николаса под крышу повозки, а сама поехала вперед. Вместе с погодой начало меняться и ее настроение, неожиданные открытия последних дней и возникшие по этому поводу мысли нахлынули, требуя отдать им должное, и, вновь взглянув на небо, она поняла: ее долг разгадать, что за чудовища там притаились.
Вскоре их отряд остановился и, все так же не спешно, как и ехали, разбился лагерем. До самой границы дорога казалась свободной, и не верилось, что московиты попытаются атаковать армию герцога Лоррейнского.
Заметив, что доктор отлучился, Адриана забралась в карету к Креси. Рыжеволосая красавица не спала, но лицо ее пылало.
– У тебя жар? – спросила Адриана, трогая ее лоб, но он был прохладным.
– Где Николас, Адриана?
Адриана слегка нахмурилась:
– Он с няней в повозке.
– Ты его бросила?
– Нет, он ехал со мной в седле почти весь день.
– Принеси мальчика, я хочу его видеть.
– Креси! Ты любишь моего малыша?
– Возможно.
– Я его попозже принесу, кажется, он сейчас спит, – ответила Адриана. – Я не хочу тебя торопить, но может так статься, что еще очень долго у нас не будет возможности поговорить наедине. Мне нужно кое-что уточнить. Это касается нашего вчерашнего разговора.
– Это странная история и непонятная.
Адриана ничего не сказала, только пожала плечами.
– Я думаю, что родилась самым обычным человеком, – начала Креси. – «Корай» говорит, что кровь Лилит в отдельных людях проявляется с большей силой, видимо, по этому признаку они нас и отбирают.
– Отбирают?
– Мне было семь лет, Адриана, когда я поняла, что я не такая, как все. Я поняла, что я могу видеть и слышать то, что другие дети не видят и не слышат.
– Ты была как Жанна д'Арк?
– Несомненно, Жанна была одной из нас, – вздохнула Креси.