– Боюсь, что нет, – призналась Адриана.
– Не позволяй ей тебя обманывать, Адриана, – предупредила ее Креси. – Она может выдавать себя за всемогущую, но на самом деле это может оказаться всего лишь маской. Скорее всего, это уловка, чтобы поселить в твоей душе сомнения. Так крестьянин убеждает рыцаря отбросить в сторону меч.
– Скорее всего, так оно и есть. Но эти всадники, их же всего восемь…
– Давайте послушаем, что за условия они нам выдвинут, – рассудительно заключил Эркюль.
– Давайте послушаем, – согласилась Адриана.
Креси лишь пожала плечами и кончиком меча срезала головку чертополоха.
Василиса Карева оказалась женщиной невысокого роста, с черными как смоль волосами и раскосыми, почти азиатскими глазами. На ней были костюм для верховой езды из кроваво-алого бархата и пелерина из густого черного меха, на голове круглая соболья шапочка. Сопровождавших ее мужчин отличали обычные для московитов зеленого сукна кафтаны и черные треуголки, лица у них, как и у Каревой, имели азиатские черты. К их седлам были приторочены по две кобуры с пистолетами, на боку у каждого всадника – по криво изогнутой сабле.
– День добрый, – поздоровались московиты, когда Адриана подошла к ним ближе. – Надеемся, вы готовы попировать с нами на лоне природы.
Один из всадников спешился, нарочито избегая касаться своего оружия, и начал спускать на землю корзины с едой и напитками.
– Я бы хотела просто поговорить, – тихо заметила Адриана.
– И два дела можно делать сразу. Вы…
– Адриана де Морней де Моншеврой. А это мои друзья – мсье д'Аргенсон и мадемуазель де Креси.
Карева приготовилась соскочить с седла, но замерла и посмотрела на Адриану:
– Вы позволите?
– Да, конечно.
Русская колдунья спрыгнула на землю и сделала реверанс.
– Очень рада со всеми вами познакомиться. Мадемуазель де Креси, ваша слава бежит впереди вас.
Креси едва заметно улыбнулась:
– Как мне не повезло, – проговорила она.
Несмотря на возражения Адрианы, московиты начали распаковывать корзины. И вдруг сопротивление Адрианы ослабло, как только она увидела жирных перепелов, черный хлеб, вино, жареную свинину. Это был сильнейший искус для ослабленного голодом и грубой пищей тела.
У нее потекли слюнки от вида появляющихся из корзин яств, но она постаралась не замечать своего состояния и, показывая на землю, сказала:
– Боюсь, наши кресла остались у герцога.
Карева пожала плечами, аккуратно подобрала юбку и грациозно опустилась на землю.
– Вы уверены, что не хотите начать встречу с трапезы?
– Уверена, – ответила Адриана.
– Ну… хорошо, давайте тогда быстро обсудим дела и уже потом начнем наслаждаться трапезой.
– Я очень сомневаюсь, что мы будем наслаждаться трапезой, мадам, – вмешался в разговор Эркюль, – после того, как услышим то, что вы намерены нам сообщить.
Она удивленно посмотрела на него:
– Мсье читает чужие мысли и способен предвидеть будущее? Если так, то он должен был бы знать, что я мадемуазель, а не мадам.
Эркюль нахмурился, но ничего на это не ответил. Карева восприняла это как знак того, что ей позволено продолжать.
– Мой царь предлагает вам, – оживилась Василиса, – вам и вашим друзьям, мадемуазель де Моншеврой, поселиться во дворце Санкт-Петербурга.
– Вы дворцом тюрьму называете?
Карева покачала головой:
– Вовсе нет. Вы сможете свободно передвигаться не только в пределах дворца, но и по городу, правда, на определенных условиях. Вы должны будете присягнуть на верность царю, и вы не должны будете покидать город без царского на то позволения. В отдельных случаях вам достаточно будет разрешения президента Академии наук.
Адриана развернулась к ней, и Василиса улыбнулась:
– Да, я так и думала, что это вас заинтересует. Вы, мадемуазель, можете стать полноправным членом академии.
Адриана с удивлением взглянула на нее:
– Как такое возможно?
– Именно это возможно, мадемуазель. Я не буду вас обманывать, утверждая, что это вызывает особый восторг философов-мужчин, но все же это истинная правда. Русский царь определяет мужчине и женщине то место, которого они, по его разумению, достойны.
– А какая участь ждет мадемуазель де Креси и мсье д'Аргенсона?
– Они могут заняться тем, что им придется по душе, хотя царь особенно ценит в своих подданных усердие и трудолюбие. Насколько мне известно, мадемуазель де Креси обладает многими достойными качествами, как, полагаю, и мсье д'Аргенсон.
– А что будет с остальными? – задал вопрос Эркюль, указывая в сторону солдат, в пыльных, с пятнами крови камзолах, расположившихся группкой неподалеку от них.
– У нас им не грозит опасность, но они могут и здесь остаться, это как вы решите. Но, конечно, их необходимо разоружить, и, кроме того…
– Оставить их здесь и безоружными – значит, обречь их на верную смерть.
– Я же сказала, они могут отправиться с нами, если присягнут на верность царю. Для них у нас найдется полезное занятие, они смогут трудиться на судостроительных верфях, отливать пушки…
– Они солдаты, – не дала договорить ей Адриана. – Они останутся при оружии и будут моей личной охраной.
Улыбка на лице Каревой застыла.
– Это совершенно невозможно, – ответила она.
– В таком случае упаковывайте корзины и возвращайтесь к царю. Мы примем смерть все вместе.
– Мадемуазель, не впадайте в крайность. Сохраняйте достойное вас благоразумие.
– Именно благоразумие заставляет меня принять подобное решение. Только в том случае, если они останутся при мне, я могу быть совершенно уверена, что с ними хорошо обращаются. Со своей стороны я могу гарантировать, что они никогда не поднимут оружия против вашего царя до тех пор, пока он будет верен своему слову. Но они должны остаться со мной под командованием мсье д'Аргенсона. Если вас это не устраивает, мы будем с оружием в руках защищать свои жизни.
Несколько мгновений, не моргая, Карева смотрела на Адриану.
– Это не в моей власти, мадемуазель, даровать вам подобные привилегии.
– А в чьей же?
– Только сам царь принимает подобные решения.
– Хорошо, в таком случае передайте мои пожелания царю.
Карева изящно повела плечами.
– Очень хорошо, – сказала она. – Что вы скажете на то, чтобы отправиться к нему вместе?