Если у короля есть враги, значит, это должны быть – как, похоже, полагает Дреод – сами святые.
И это приводит нас обратно к церкви, не так ли?
Впрочем, на завтра Стивену были обещаны ответы. Он был не настолько наивен, чтобы воображать, будто ему раскроют все тайны, но радовался возможности добавить еще хотя бы крупицу знаний к уже имеющимся.
Стивен осмотрел дом халафолков и, не найдя ничего интересного, снова зашагал по улице, углубляясь в приговоренный к смерти город. Он проходил по изящным каменным аркам мостов над тихими каналами, казавшимися в свечении ведьминых огней угольными набросками. Далекие голоса детей слились с удаленным монотонным гулом, вероятно доносящимся из пещеры, где он очнулся.
Может быть, слиндеры готовятся к очередной вылазке, пьют свой мед и ждут, когда в них проснется жажда крови?..
Улица начала спускаться вниз, и Стивен пошел по ней в смутной надежде набрести на скрипторий, где хранятся рукописи сефри. Их раса была очень древней и стала одной из первых, покоренных скаслоями. Они вполне могли записать то, что остальные народы забыли.
Когда Стивен задумался, как может выглядеть скрипторий сефри, он неожиданно сообразил, что никогда не видел письменных источников этого народа и не слышал, чтобы у них было собственное наречие. Как правило, они разговаривали на диалекте той местности, где жили. У них имелся своего рода тайный язык, но они редко им пользовались. Эспер как-то раз немного поговорил на нем для Стивена, и тот даже сумел различить слова примерно пятнадцати разных языков, но ни одного, которое показалось бы принадлежащим собственно сефри.
Он предположил, что сефри были порабощены так давно, что забыли свой язык, перейдя на грубый диалект, разработанный скаслоями для рабов. И они так ненавидели его, что сразу же, как только их хозяева были уничтожены, отказались от него и перешли на языки людей.
Звучало вполне правдоподобно. Стивен читал в нескольких источниках, что человеческое горло и язык не в состоянии воспроизводить звуки родного языка скаслоев, поэтому те изобрели некое наречие, на котором могли разговаривать и они сами, и их рабы. Люди-рабы все должны были знать его, но многие сохранили и собственные языки, чтобы общаться между собой.
Однако из наречия рабов в современных диалектах не сохранилось почти ничего. Виргенья и ее последователи предали все творения скаслоев огню и запретили язык рабства. Они не учили ему своих детей, и язык умер.
«Скаслос» – видимо, единственное дошедшее до нас слово из этого наречия, размышлял Стивен, но и оно приобрело окончание «ос» для единственного числа и «ои» для множественного свойственные древнекаварумскому, языку людей.
Возможно, истинное имя этой демонической расы забыто.
Стивен остановился на берегу более широкого канала, чем те, что он пересекал до сих пор, и по коже у него побежали мурашки, когда ему в голову пришла нечестивая мысль.
А что, если не все скаслои умерли? Что, если они, как греффины, уттины и никверы, где-то спрятались и проспали все это время? А что, если эта болезнь, этот враг, и является древнейшим врагом человечества?
Несколько часов спустя он заснул прямо с этой тревожной мыслью на матрасе, благоухающем запахами сефри.
Он проснулся от сильного пинка, пришедшегося ему в ребра, и обнаружил, что над ним стоит уже знакомая девочка и смотрит на него сверху вниз.
– Как тебя зовут? – пробормотал он.
– Старквин, – ответила она. – Старквин Вальсдотр.
– Старквин, ты понимаешь, что твои родители умирают?
– Мои родители уже мертвы, – тихо проговорила она. – Погибли на востоке, сражаясь с греффином.
– Однако ты не испытываешь печали.
Она поджала губы.
– Ты не понимаешь, – сказала она наконец. – У них не было выбора. У меня не было выбора. А теперь, пожалуйста, следуй за мной.
Он прошел за ней к лодке, на которой сюда приплыл, и она жестом указала ему садиться внутрь.
– Только мы с тобой? – спросил он. – А где Дреод?
– Готовит наших людей к бою, – сказал он.
– С кем?
– Что-то наступает, – пожала она плечами. – Что-то очень плохое.
А ты не боишься, что я могу справиться с тобой и убежать?
– А зачем? – спросила Старквин.
В тусклом свете ее глаза казались влажными и черными, как деготь. Бледное лицо и светлые волосы делали ее похожей на привидение.
– Может быть, потому что мне не нравится быть пленником.
Старквин устроилась у руля.
– Сядешь грести? – спросила она.
Стивен занял предложенное ему место и положил руки на весла, оказавшиеся прохладными и легкими.
– Ты захочешь с ним поговорить, с тем, к кому мы сейчас направляемся, – сказала Старквин. – И я не думаю, что ты меня убьешь.
Стивен налег на весла, и лодка почти беззвучно заскользила по воде прочь от каменного причала.
– Занятно слушать, как ты говоришь про убийство, – заметил Стивен. – Знаешь, ведь слиндеры нападают не только на греффинов. Они еще и людей убивают.
– Ну… – отсутствующим тоном протянула Старквин. – Ты ведь тоже убивал.
– Плохих людей.
Она рассмеялась, и Стивен вдруг почувствовал себя ужасно глупо, словно решил прочитать сакритору лекцию о священных текстах. Но мгновением позже девочка посерьезнела.
– Не называй их слиндерами, – сказала она. – Они пожертвовали всем, а ты этим словом оскорбляешь их подвиг.
– А как вы их называете? – спросил он.
– Вотены, – сказала она. – Мы называем себя вотены.
– Это означает просто «безумные», не так ли?
– Точнее, божественно безумные, или вдохновленные. Мы – буря, которая очистит лес.
– Неужели вы действительно поможете Терновому королю уничтожить мир?
– Если его нельзя будет спасти иначе.
– С вашей точки зрения, это разумно?
– Да.
– А с чего вы взяли, что он прав? Откуда вам знать, что он вас не обманывает?
– Он нас не обманывает, – сказала она. – И ты это тоже знаешь.
Она вела лодку по темным водам, и вскоре они оказались в тоннеле с настолько низкими сводами, что Стивену пришлось наклонить голову, чтобы не удариться. Плеск воды убегал вперед и возвращался эхом.
– А откуда ты родом, Старквин? – громко поинтересовался Стивен. – Из какого города?
– Колбели в греффи Холтмар.
По спине Стивена пробежал холодок.
– У меня друг оттуда родом, – сказал он. – Винна Рафути. Старквин кивнула.