Энни с трудом вспоминала, кто такой Леохарт. Сын какого-то грефта или герцога, появившийся при дворе во время святок, симпатичный мальчик, который, несмотря на искренние старания, постоянно делал что-то не так.
– Может, и да, – ответила та. – А ты знаешь, что значит его имя? Львиное Сердце. Он мой лев, а поскольку его здесь нет, придется постараться старому Леу.
Энни положила руку льву на голову.
– О, Леу! – весело проговорила она. – Пошли и мне тоже принца.
– И мне! – захихикала Остра и погладила деревянную голову.
За следующие десять лет это стало традицией, и каждый раз они гладили Леу по голове, даже после того, как Фастия вышла замуж.
Погрузившись в воспоминания, Энни блаженно закрыла глаза, но потом вскрикнула от неожиданности и подскочила – кто-то погладил ее по руке. Перед ней стояла золотоволосая девушка.
– Элсени? – спросила Энни, отдернув руку. Это действительно была Элсени, такая, какой Энни видела ее в последний раз.
– Привет, Леу, – сказала Элсени, не обращая на Энни внимания. – Привет, старина. Мне кажется, Фастия собирается сделать что-то нехорошее, но я никому не скажу, если ты не скажешь. А еще я выхожу замуж. Представь себе!
Элсени снова погладила деревянную голову и направилась к двери. Ее дыхание гулом отдавалось в ушах Энни.
– Элсени! – позвала она, но сестра не ответила.
Энни отвернулась и увидела Фастию.
– Привет, Леу, – сказала Фастия и положила руку на голову льву.
Она ничуть не изменилась с тех пор, как Энни видела ее, только лицо расслабилось, словно она сняла маску, которую носила на людях. Оно казалось мягким и грустным и очень юным, не так уж и отличающимся от лица той девочки, давшей Леу имя.
Сердце Энни сжалось. Во время их последней встречи она наговорила Фастии столько всего ужасного. Откуда ей было знать, что им больше никогда не доведется поговорить снова?
– Что мне делать? – пробормотала Фастия. – Я не должна. Не должна…
Неожиданно Энни поняла, что означает затуманенный взгляд сестры. Она была пьяна. Фастия стояла, покачиваясь, и вдруг вскинула голову. Она смотрела прямо на Энни, и Энни не сомневалась, что сестра ее видит.
– Мне жаль, Энни, – прошептала она. – Мне так жаль.
Потом Фастия закрыла глаза и мягко запела:
Мне бы друга милого,
Чтобы грудь как снег бела,
Чтоб уста как кровь багряны,
Кудри вранова крыла.
Мне бы друга милого,
Чтоб меня бы миловал,
А на прочих на девиц
Даже глаз не вскидывал.
Канут солнце и луна,
Море высохнет до дна,
А до той поры найти бы
Мне бы друга милого.
Она допела, и Энни смотрела на нее сквозь слезы, застилавшие глаза.
– Прощай, Леу, – проговорила Фастия.
Когда она начала поворачиваться, тихие всхлипывания Энни превратились в рыдания. Фастия подошла к гобелену, на котором был изображен рыцарь, оседлавший морского конька, и подняла его. Затем она постучала по стене, и панель отъехала в сторону.
Фастия остановилась в проеме, за которым царил мрак.
– Там, где мы живем, гораздо больше таких тайных проходов, – сказала она. – Но они понадобятся тебе позже. Пока же ты должна пережить это.
Вдруг потянуло запахом гниющей плоти, и глаза Фастии превратились в дыры, где копошились черви. Энни закричала…
…и с криком села, все еще держась рукой за стойку кровати. На глазах у нее гобелен медленно поднимался.
Человек стоял так близко, что Стивен чувствовал его дыхание у себя на шее.
– Мне всегда казалось, что это всего лишь оборот речи, – пробормотал молодой человек.
– Что за оборот? – спросил мужчина.
– Гож даж, бродар Эхан, – пояснил Стивен.
– Э-э, да, это в самом деле оборот такой, значит «добрый день», – ответил Эхан. – Ты и сам знаешь.
– Я могу повернуться?
– Конечно, разрешил Эхан. – Я всего лишь хотел тебя напугать.
– У тебя получилось, – признал Стивен, медленно поворачиваясь.
Он увидел маленького, похожего на карлика, человечка с ярко-рыжими волосами, который широко улыбался ему, уперев в бока кулаки, так что его острые локти, казалось, вот-вот проткнут дыры в зеленой рясе. Эхан вдруг резко выбросил вперед руку, и Стивен отшатнулся, но тут же увидел, что она пуста.
– Какой ты, однако, нервный, – заметил Эхан, когда Стивен с опозданием пожал протянутую ладонь.
– Это ведь ты начал с того, что назвал меня предателем, брат Эхан.
– Так ведь ты и есть предатель, – ответил Эхан. – Многие из служителей церкви считают тебя предателем, но я не из их числа. В д'Эфе вообще никто так не думает. По крайней мере пока.
– А как ты узнал, что я буду здесь?
– Те, что внизу, сказали, что посылают тебя сюда, – пояснил Эхан.
– Значит, вы заодно со слиндерами?
Эхан почесал в затылке.
– С вотенами? Ну, вроде того.
– Я не понимаю.
– Э-э… Понимаешь, объяснять тебе все – это не по моей части, – ответил Эхан. – А то еще напутаю что-нибудь. Я здесь, чтобы отвести тебя к тому, кто справится с этим лучше меня, и заверить, что ты среди друзей – или, по крайней мере, не среди врагов. Здесь нет союзников прайфека.
– Так ты знаешь?..
– Конечно, – ответил Эхан. – Слушай, пойдем уже, а? И так придется торопиться, прайцерсну уже скоро.
Стивен глубоко вдохнул. Эхан был его другом или, по крайней мере, он его таковым считал. Они помогали друг другу в монастыре д'Эф, объединившись против Десмонда Спендлава и прочих монахов, вставших на путь зла. Но с тех пор жизнь преподала Стивену несколько уроков. В частности, он твердо усвоил: никто не является тем, за кого себя выдает, особенно среди церковников.
Эхан не дал Стивену ни единого повода заподозрить подвох. Монах ведь мог бы и не здороваться, а просто вонзить ему в спину нож. Но – кто знает? Возможно, он задумал злодейство куда более изощренное, чем убийство.
– Ну так пойдем, – сказал Стивен.
– Давай за мной.
Эхан провел его по тропе, которая вилась по опушке, а потом через пастбище. После они перешли по бревну ручеек, пересекли большой яблоневый сад, поднялись по склону холма и направились к монастырю. Несмотря на печальные воспоминания Стивен невольно залюбовался обителью. Над величественным храмом возвышалась часовая башня из розового гранита, сверкавшая бледным пламенем в лучах утреннего солнца. Так могла бы выглядеть истовая молитва, воплощенная в камне.