Иероглиф «Любовь» | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Хозяйка Люй вышла, Гуан поклонилась ей вслед. После чего вернулась к столику, взяла свиток и хотела было продолжить чтение, но тут внимание ее привлек странный тихий звук, доносившийся с ложа, на котором спала Мэй.

Гуан подошла к кровати и отдернула полог. Замерла, не поверив своим глазам. У изголовья спящей девочки из ниоткуда появилась алая узкая лента с привязанным к ней крошечным колокольчиком. Лента покачивалась в воздухе, и колокольчик издавал трепетный звон. Гуан осторожно коснулась алой ленты и увидела, как на ней проступили золотые иероглифы:

«Береги Лотос».

А о том, как было дальше дело, вы узнаете, прочитав очередную главу.

Глава десятая ЛЕПЕСТОК ЛОТОСА

Сломанный веер лежит на постели.

Я надеваю парчовый халат...

И в очаге моем угли затлели,

Еле горят.

Мне заплатили за пенье и ласку,

За поцелуи спелее хурмы.

И отъезжает от дома коляска

В облаке тьмы.

В сердце моем не осталось печали,

В теле моем не осталось стыда

Люди и дни за моими плечами —

Словно вода.

Вслед мне глядят изумленно и жадно

И никогда не поймут одного:

Мне только веер мой сломанный жалко,

Только его.

Мэй снился сон. Она шла среди удивительного леса, где бок о бок росли деревья и цветы, которым наяву никогда не суждено расти вместе. И в этом лесу Мэй была не одна, рядом шел незримый спутник, который говорил ей тихим сострадательным голосом:

— Эти деревья и цветы, дорогая принцесса Фэйянь, выросли из тела вашего несчастного отца, жестоко убитого императора Жоа-дина, Яшмового правителя из династии Тэн. Он не получил достойного погребения, брошен был на перепутье восьми дорог Яшмовой Империи, будто злодей и убийца! Но Небеса знают правду — из глаз вашего отца выросли орхидеи, из уст — ирисы, из рук — бамбук и клен, из ног — сосны, из туловища — драгоценные чайные кусты... Пусть это станет вам напоминанием, принцесса: едва вы взглянете на ирисы или бамбук, думайте о своем отце, о прекрасной вашей матери, о страшной их судьбе! И помните о том, что благие небожители сохранили вам жизнь, дабы вы отомстили убийце и восстановили в Империи справедливость и порядок. Цветы и деревья, обступающие Мэй со всех сторон, колышутся, шепчут что-то, словно соглашаются с этими словами. Мэй ищет глазами своего спутника и видит — это мужчина, красивый, печальный и строгий; на нем траурный белый халат, подпоясанный ярким алым поясом с яшмовыми кольцами.

— Сейчас вы еще слишком малы, принцесса, чтобы противостоять злу, — говорит мужчина. — Но ваше время близко. Преступления бесчеловечной самозванки Шэси вопиют к Девяти Небесам и Ста Тридцати Преисподним. Ее настигнет кара, земля будет гореть под ее ногами, камни станут кричать проклятия ей вслед, а море наполнится кровью... Ужасно, конечно, но ничего не поделаешь. Если бы вы были чуть постарше, принцесса, и могли держать в руках меч, но... Однако не допускайте уныния! Ждите следующего дня, верьте в свои силы, уповайте на благой рассвет! Я со своей стороны обещаю вам помощь и поддержку. Мое имя Ань, Небесный Чиновник Второго Облачного Ранга. Я не покину вас в земной судьбе. Только не забывайте о том, кто вы, принцесса!

Чиновник Ань и Мэй выходят из удивительного леса. Бамбук печально колышется, цветы склоняются долу, словно прощаясь с маленькой принцессой.

— Мне пора, — говорит Небесный Чиновник. — Помните этот сон, принцесса. Да пребудет с вами милость Девяти Небес!

Принцесса остается одна. Теперь она стоит посреди бескрайней степи с выжженной черной травой. Багровое солнце смотрит на степь, как злой глаз демона, низко стелются стремительные тучи, наполненные сизой мглой, ветер воет, как тысяча плакальщиц... И вот Мэй видит, как по степи мчатся навстречу друг другу два войска с развевающимися стягами, с копьями, сверкающими как молнии в ночи... А над ними кружат огромный золотой дракон и черная птица лумань, жительница адских подземелий, вестница бед и напастей. Мэй замирает в ужасе, но снова слышит голос:

— Время еще не пришло.

И тут в грудь ее ударяет копье с блестящим как серебро наконечником...

Мэй вскочила. Сон еще держал ее в своем тягостном плену, но она уже видела, что сидит на постели красавицы Гуан. Сквозь полог просачивался непривычно бледный свет позднего зимнего утра. В комнате стояла глубокая тишина. Мэй спустилась с кровати и торопливо оделась. Она была одна, ее новая подруга, вчера говорившая странные вещи о красоте и мужчинах, куда-то исчезла, однако дверь комнаты оказалась незаперта, и Мэй, помедлив немного на пороге, вышла осмотреться.

Пройдя длинной галереей, Мэй очутилась во вчерашней роскошной зале. Сейчас, при свете пасмурного зимнего дня, зала уже не представлялась столь волшебной и яркой, она напоминала лицо немолодой красавицы, с которого осыпались пудра и румяна. От смеси курительных ароматов перехватывало дыхание, хотелось свежего воздуха.

— О, новая прелестница! — внезапно окликнул Мэй веселый голосок. — Что это ты здесь гуляешь?

Мэй увидела, как из-за ширмы к ней вышла хорошенькая, но довольно коренастая девушка лет пятнадцати в простой одежде. В одной руке девушка держала метелку из птичьих перьев, а в другой сломанный веер.

— Я тебя знаю, — сказала девушка. — Про тебя прошлой ночью столько разговоров было, даже удивительно. Ты и впрямь не можешь говорить?

Мэй кивнула.

— Ух ты! А я служанка, певички Личжи, меня зовут Чунь. Если хочешь, я и тебе могу прислуживать, особенно когда ты станешь принимать гостей. К моей хозяйке в последнее время ходит мало гостей, потому что она потолстела и голос стал хрипловат, не так сладко поет, как раньше. Заработка нет, так Личжи на мне повадилась злобу вымещать, как будто я виновата в том, что мужчинам разонравились ее пухлые бедра! Да и в прежние времена к ней захаживали чиновники, сюцаи, торговцы, а теперь все больше моряки с бедных судов. А моряки все пьяницы и грубияны. Видишь веер? Хозяйка отдала за него тысячу сто пятьдесят фыней, берегла пуще всякой драгоценности, а вчера принимала двух моряков с «Поющего Дракона», они ей веер сломали, тупые мужланы. Будто не знают, что без веера женщина уже и не женщина вовсе! Да еще мне все плечи и коленки исщипали — так были пьяны, ни на что другое не годились... — Чунь тараторила без умолку, взмахами метелки разгоняя пыль. — Ты уж наверняка познала любовную игру, да, Мэй? Ты ведь из деревни, как сказала Хозяйка Люй, а в деревнях, я слыхала, девушки рано начинают забавляться с красным угрем и парой несладких персиков. Ах, жалко, что ты ничего не можешь рассказать, я люблю послушать рассказы о греховных приключениях!

Мэй недоуменно смотрела на болтушку. Чунь начала рассказывать о каком-то дружке своей хозяйки, который любил, чтобы его ублажали сразу две женщины, потом о старом ростовщике, приходящем только для того, чтобы посмотреть, как Личжи танцует танец Девы, Купающейся в Горном Ручье... Мэй проголодалась, но не могла ни сказать об этом, ни попросить еды... Ей уже казалось, что Чунь целый день будет трещать над ухом, как надоедливая цикада, но, видно, судьба сжалилась над нашей принцессой.