Ему показалось, что монах при этих словах глянул на него с благодарностью. А Ян, наоборот, разгневался.
— Признаешь поражение без борьбы, братец? — упрекнул он. — Не ожидал от тебя.
— Я сам от себя не ожидал, — пробормотал Лу. И снова посмотрел на монаха.
— Поединок? — Глаза монаха блеснули. — Что ж, пусть будет поединок, если вам угодно, господин Ян Синь. Одна беда: я поиздержался, у меня нет с собой бумаги.
— У меня есть, я могу одолжить, — быстро предложил Лу. — И, если угодно, разотру вам тушь.
— Настоящий мастер и тушь растирает сам! оборвал брата Ян. — А насчет бумаги... Говорят, тот, кто искусен, напишет и на воде! Вот мой вызов, почтенный Цзы Юнь: напишите на поверхности этого пруда хотя бы один иероглиф! И не думайте, что я этого не умею!
— Я не сомневаюсь в ваших способностях, — ответил монах, неспешно растирая тушь. Наконец он обмакнул кисть в тушь и склонился над поверхностью пруда...
— — Нет, так дело не пойдет, — сказал вдруг монах. — Вы, господин Ян Синь, вызвали меня на этот поединок, вам первому и показывать свое мастерство!
Ян Синь рассмеялся:
— Мне говорили, что монахи трусливы, а я не верил! — Он достал из-за пояса коробку с кистями и готовой тушью, вынул свою лучшую кисть. — Гляди, монах!
И Ян Синь быстро написал на поверхности пруда иероглифы «резвящийся карп». О чудо! Иероглифы не расплывались, держались, будто были написаны на бумаге!
— Что скажешь, бритоголовый? — самодовольно бросил Ян Синь.
Монах усмехнулся:
— Написано мастерски. Только в иероглифе «карп» вы забыли вторую нижнюю полосу. Оставили рыбку без плавников, — и монах взмахом кисти исправил ошибку. Тут же иероглиф, написанный Яном, превратился в живого зеркального карпа, который резво взмахнул хвостом и ушел на глубину.
Ян Синь ничем не выдал своего удивления. А монах продолжал:
— Я люблю лотосы, но сейчас им не время цвести. А так хотелось бы!
С этими словами монах вывел кистью на воде строчку из стихотворения «Лотосы расцвели — будто с неба упали звезды».
Ян Синь не мог не отметить, что иероглифы монаха куда совершеннее его собственных. А потом написанная строчка превратилась в десятки лотосов, распускающихся прямо на глазах и наполняющих все вокруг дивным ароматом.
— Превосходно! — прошептал Лу. — Это настоящее чудо.
Ян тоже был изумлен, но промолчал. Едкая зависть, недостойная благородного мужчины, наполнила его сердце.
— Что вода! — меж тем сказал монах. — Писать на ней так же просто, как и на бумаге. Небеса — вот где надо чертить иероглифы.
Монах взял в каждую руку по кисти, подбросил их в небо. Кисти взлетели и начертали на облаках иероглиф «феникс». Кисти упали, а иероглиф светился золотом, не исчезал.
— Ох, как стыдно, — сказал монах. Голос его стал, кстати, куда мелодичней. — Я забыл точку над иероглифом...
Он снова подбросил кисть, та поставила нужную точку, и иероглиф превратился в огнеперого прекрасного феникса. Феникс захлопал широкими крыльями и рванулся в вышину...
Монах повернулся к Яну:
— Что скажете, благородный господин? Ян побледнел и опустился на одно колено:
— Простите меня, мастер! Я недостоин омывать вам ноги! До сего дня я считал, что мое искусство никто не сможет превзойти, но вы показали мне такое... Вы, верно, небожитель, явившийся укорить меня за самонадеянность. Смиренно прошу вас принять меня в ученики!
— И меня! — опустился на колени Лу Синь. Монах покачал головой.
— Я не могу брать учеников, — сказал он. — Меня ждет дело, которое потребует всех сил моей души. Наши, пути должны разойтись.
— Нет, учитель! — горячо воскликнул Ян. — Мы будем неотступно следовать за вами до тех пор, пока вы не передадите нам свое мастерство!
— Вы пойдете за мной, даже если мой путь ведет преисподнюю? — грустно спросил монах.
— Да, — ответил Ян.
— Да, — ответил Лу, не сводя глаз с лица монаха. Н добавил, словно во сне: — Я не пожалею для вас жизни.
— Что же мне делать? — прошептал монах... Потом спохватился: — Встаньте, благородные господа. Коль вы решили и впрямь стать моими спутниками, вам придется нелегко.
— Нас не страшат трудности, — заверил Ян Синь.
— Куда вы держите путь, учитель? — спросил Лу Синь.
— В Тэнкин, — сказал монах.
— В столицу? — удивленно переспросил Ян Синь. — Но это же год пути! Нужно переплыть два моря, миновать уезды, захваченные наемниками Ардиса, города, разрушенные до основания, бесплодные земли! Это путь смерти!
— Я не зову вас с собой, — покачал головой монах.
— Не зовите, учитель, — порывисто проговорил Лу. — Мы сами пойдем. В первом же селении мы добудем вам коня, припасов на дорогу, оружия...
— Я беден, — сказал монах, внимательно глядя на Лу.
— Наш отец оставил нам хорошее наследство, — не сдавался Лу. — Оно в вашем распоряжении, учитель!
— Однако, младший братец! — воскликнул Ян.
— Что?
— Да ничего. Уж слишком ты прыткий.
— Это все от молодости, братец, — невинно ответил Лу. — Учитель Цзы Юнь, куда вы? Постойте!
— Я ухожу. А вы можете и дальше препираться, если у вас нет других занятий.
С этими словами монах быстро зашагал вдоль пруда. Братья переглянулись, вскочили на коней и поскакали за своим учителем. Но сколько ни старались, на копях они не могли обогнать пешего. Монах без устали шел целые сутки, и лишь когда впереди показались стены города, замедлил шаг.
— Что это за город? — спросил он у братьев, не оборачиваясь.
— Это Цыминь, учитель, — сказал Ян. — Город небольшой, но благополучный. Здесь, в глуши Империи, его не разоряли банды наемников и орды кочевников. В этом городе живет наша престарелая родственница, двоюродная тетка. Ее зовут Паньлань. У нее хорошая усадьба, сад, а в саду стоит алтарь в честь богини Гаины-шь. Вы сможете там отдохнуть и предаться молитве, учитель, а мы покуда приготовим все для вашего дальнейшего путешествия.
— Хорошо, — кивнул монах.
... Улицы Цыминя не отличались многолюдностью. Ян и Лу поскакали впереди, указывая дорогу, а их спутник шел, изредка бросая внимательные взгляды на городские стены, дома и площади. Наконец они добрались до дома госпожи Паньлань — трехъярусного, с резными деревянными воротами, большим садом и фонтанами.
Ян, спешившись, постучал в ворота. На стук вышла чопорная пожилая женщина в шерстяном платье цвета ванили с корицей.
— Что угодно? — осведомилась она.
— Доложите тетушке Паньлань, что приехали ее племянники — Ян и Лу Синь. Также с нами прибыл наш учитель, великий мастер каллиграфии, блаженный отшельник Цзы Юнь.