Прошла минута, две… На Димины бледные щеки медленно возвратился румянец. А потом он часто задышал, дернулся и открыл глаза.
– Слава небесам! – вырвалось у меня. – Ты очнулся!
– Тийя, – простонал Дима, – не ходи туда. Там плохо.
– Дима, молчи, тебе вредно волноваться.
– Вот что, девушка, – сказал мне гном Степан, – надо его в больницу. У него шоковый эпизод. Ему отлежаться надо на живой воде и транквилизаторах.
– Не надо в больницу, – вяло запротестовал Дима.
– Надо, – железно настояли мы все.
Диму погрузили в машину, Степан уселся рядом с ним.
– А вы поедете, девушка?
Я вспомнила ветер и гробницу. Недоделанную работу, которая сводила с ума. И Леканта, которым бредила.
– Я… я не могу. Скажите телефон, я позвоню в больницу и узнаю, куда его положили.
Мне сообщили номер телефона, я занесла его в память своего мобильника.
– А расплачиваться за вызов когда будете?
– Сейчас. – Я протянула кредитку.
Гном провел по карточке ладонью (раздался писк) и сказал:
– Благодарим за то, что воспользовались нашей «Службой скорой помощи». Не волнуйтесь, поставим вашего друга на ноги.
И они укатили. Я подождала, пока в темноте растает свет габаритных огней, и бросилась обратно, на поляну.
И похоже, успела вовремя!
Земля возле сосны дала трещину, и дерево наполовину погрузилось в образовавшуюся расселину. Но это было не главное. Из расселины лился яркий свет. И что-то гудело, как провода высокого напряжения.
А затем гробница вышла на поверхность и немного приподнялась в воздух. Я поняла, что она больше напоминает не гробницу, а… колыбель.
– Лекант, – прошептала я.
Я подошла к гробнице и осмотрела ее. Она светилась каким-то голубовато-зеленым светом и была вся изрезана непонятными символами. Кто-то словно толкнул меня под руку, и я коснулась пальцами трех символов, выгравированных на крышке: круг, птица, волнистая линия.
Крышка бесшумно откинулась как на шарнирах, свет усилился, и тогда я увидела его.
Скелет.
Он был очень старым, это я определила сразу. Кое-где на нем висели лохмотья истлевшей ткани. Я еще заметила что-то блестящее на зубах черепа и сверкающие, потрясающей красоты браслеты, обхватывающие почерневшие от времени кости запястий.
– Лекант, – прошептала я. – Это ты?
Но скелет, разумеется, молчал.
Что делать?
Во мне заговорил будущий ученый. Гроб с его содержимым необходимо как можно скорее отправить в музей. И уже там провести исследование, привлечь специалистов.
Хотя не станет ли специалистам-людям плохо от присутствия этого экспоната, как недавно Димке?
Вопросы, вопросы…
Я медленно закрыла тяжелую крышку. Она щелкнула, и тут же с боков выдвинулись ручки. Что ж, очень мило.
Я потянула за одну из них, и гробница медленно двинулась за мной по воздуху. Так я и шла с нею в арьергарде по самым многолюдным улицам. И что интересно, никто не обратил ни на меня, ни на гробницу внимания. Впрочем, за поздним временем зрителей на улицах было мало. Щедрый, подобно прочим провинциальным городкам, рано ложится спать (во всяком случае, человеческая часть его населения).
Наконец мы добрались до музея. Меня ощутимо потряхивало, и с ног сыпались личинки – я здорово устала. Ладно, завтра восстановлюсь.
Я отперла служебный вход своим ключом и втащила гроб внутрь. В музее никого не было, поэтому никто не спросил меня, что это я затеяла.
Почти падая от усталости, я внесла гробницу в одну из пустых кладовых и поставила прямо на пол. Сияние померкло. Теперь это был просто мрамор странного зеленоватого оттенка.
– До завтра, Лекант, – прошептала я и закрыла кладовку.
Теперь стоило поспешить домой. Родители, конечно, волнуются – думают, где это я пропала. А их меньше всего хотелось бы нервировать, они и так со мной натерпелись. И потом, мне нужна хорошая ванна из талька. Или хотя бы сухой душ.
Я заперла музей, радуясь, что сделала потрясающее открытие. Кто он, этот Лекант Азимандийский? Как его оживить? А в том, что его можно оживить, я не сомневалась. Иначе зачем такие сны? Такие видения? Лекант обрастет плотью и восстанет. И будет живее меня! И скажет мне: «Благословенна будь, Тийя! Здравствуй, моя единственная любовь!»
Я шла по улице Красных Янычаров и размышляла сразу о миллионе предметов. Но больше всего я думала о Леканте и о Димке – как он там, в гномской больнице? Надо обязательно навестить его в ближайшее время…
Темнота вдруг сгустилась вокруг меня, словно плотное одеяло, а в следующее мгновение я почувствовала, как в мою шею впиваются острейшие клыки.
От неожиданности я замерла как вкопанная.
Вампир?!
Но наши вампиры на умертвий не нападают, знают, что это глупо и непродуктивно. В нас нет настоящей крови, а лишь магическая зеленая субстанция, заменяющая ее. Наши сердца не бьются. Вампиру от умертвия нечем поживиться.
По крайней мере, местному вампиру.
Значит, этот – не местный?
Тут клыки дернулись и вышли из моей шеи. Следом я услышала звук некультурного плевка и ругань на английском:
– Чтоб ты сгорела, проклятая мертвечина!
– Я не мертвечина, а умертвие, – сказала я на английском и обрела возможность двигаться. Тьма рассеялась, да к тому же я включила ночное зрение. Передо мной, брезгливо отирая белоснежным платком рот, стоял юноша лет двадцати. Глаза у него горели красным, длинные черные волосы разметались по плечам, а красивое лицо было безумно бледным. Одет вампир (все уже поняли, что это вампир?) был в изящнейший серый костюм-тройку и вычищенные до блеска остроносые ботинки. Хорош, мерзавец! Ну почему все красивые мужчины либо имеют не ту ориентацию, либо вампиры? Впрочем, эти мысли побоку. Я спешу домой.
Но надо же что-то сказать напоследок!
Что-нибудь этакое. Едкое, как хлорка.
– Приличные вампиры всегда отличают живое от неживого, – сказала я, изящно дернув плечиком и посверкивая глазами.
Произнесла я это, разумеется, по-английски. Я уже давно поняла, что передо мной иноземец.
Он убрал платок, а потом сказал неожиданно жалобным голосом:
– Что же мне делать?
– А что?
– Я голоден и, похоже, заблудился в этом вашем ужасном городе!
– Наш город вовсе не ужасный, а очень даже гостеприимный. Для порядочных особей, разумеется. А насчет того, что вы голодны… Донорская кровь подойдет?
– Донорская кровь?