– А на какой доске разделывали осьминога?
– На деревянной.
– Понятно, что не на мраморной. Из какого дерева была доска?
– Из ююбы, господин. Из столетней ююбы.
– Хм, все сходится. А жилы, жилы все удалили, ведь если не удалить жилы, произойдет беда! Жилой можно насмерть подавиться!
– Все до единой жилочки удалены, господин. Ваш осьминог мягок как лист драгоценной рисовой бумаги.
– Кстати о рисе. В каком отваре варили осьминога? Неужто в рисовом?
– Нет, господин. В чистой речной воде, не подсаливая.
– Ах, все сходится. Не придерешься. Что ж. Несите кушанье. Но имейте в виду, если я почувствую, что что-то не так, я вашего повара со свету сживу!
Измотанный слуга пошел за кушаньем, а Юйлин беззвучно рассмеялась – так позабавил ее придирчивый толстяк. И тут же услышала у своего уха знакомый шепот:
– Давно ли ждешь меня, любимая?
– Ах! – только и сказала Юйлин. – Как тебе удалось так незаметно появиться?
– Это искусство, которому меня научил лотос Черное Облако, – пояснил Сюй, садясь рядом с Юйлин. – Позволь мне выпить?
– Конечно.
– Как ты добралась?
– Со мной все в порядке. А ты как?
– Дожидался тебя и от скуки играл с завсегдатаями этого заведения в облавные шашки.
– Я даже не буду спрашивать, кто выиграл.
– И напрасно, потому что я нарочно проигрывал.
Юйлин радостно посмотрела на Сюя:
– Я скучала по тебе.
– Я весь извелся от тоски. Наконец-то мы вместе. Доедай свои кушанья и пойдем наверх. Скажем хозяину, что будем жить в одной комнате…
Поздно ночью, когда молодые любовники вдоволь нарезвились и наигрались в «тучку и дождик», разговор сам собой зашел о том, как быть дальше.
– Вот о чем я думаю, дорогая, – заговорил Медноволосый Тжонг. – Меня все сильнее и сильнее смущает болезнь императора. Отчего он болеет? Отчего все тело его ослабело?
– Говорят, император совсем не принимает пищи и питья… Но что мы с тобой тут можем сделать?
– Дорогая, мне проникнуть во дворец легче легкого, так же легко могу я проникнуть и в императорскую опочивальню… Что, если мы поговорим с государем, спросим его о причине болезни?
– Милый, думаешь, дворцовые лекари о том его не спрашивали?
– Может, и спрашивали, да только не слыхали правильного ответа. Видишь ли, мой наставник помимо всего прочего научил меня распознавать разные болезни и лечить их особыми словами и иглоукалыванием. Может, если мы исцелим императора, это будет важнее, чем разыскать заговорщиков? Погоди… Что с тобой, Юйлин?!
Юйлин немного помолчала, а потом сказала торжественно:
– Я вспомнила.
– Что ты вспомнила?
– Я вспомнила, отчего проистекает болезнь императора. Я слышала об этом, когда беседовали… В общем, неважно, кто беседовал. Одному монаху явилась богиня Саванму и сказала, что болезнь императора пройдет, как только он увидит въяве деву своих снов. Да, именно! Деву своих снов!
– Юйлин, я в растерянности от твоих слов. Что означает выражение «дева его снов»? Как пошли слова богини? А впрочем… Кажется, я догадываюсь.
Тот, кто хочет быть богатым,
Пусть накопит серебро.
Тот, кто хочет быть крылатым,
Пусть скорей творит добро.
Легче петь, чем песню выбрать,
Легче бросить, чем нести.
Но терпенья тяжкий вывод
Пригодится всем в пути.
Ты распахиваешь крылья,
Ты ликуешь и поешь…
Иль, слабея от бессилья,
Жизнь постылую клянешь.
Но минуют дни печали,
Отойдет от сердца мгла.
Ощутишь ты за плечами
Два сияющих крыла.
…Бокал, выточенный из огромной цельной жемчужины, выпал из дрожащей руки и разбился с печальным звоном.
– О-о, – простонал Небесный Чиновник второго облачного ранга Ань Алый Пояс и попытался сунуть пылающую голову в миску с охлажденным персиковым желе.
Но ему не удалось это сделать. Кто-то крепко и пребольно ухватил его за волосы.
– Штоткое? – попытался возмутиться Ань Алый Пояс и разлепил склеенные хмелем глаза. И незамедлительно встретился взглядом с яростно сверкающими на тысяче рук глазами богини Гаиньинь. Именно эта в основном милостивая, но сейчас донельзя взбешенная богиня вцепилась в волосы незадачливому чиновнику, напоминая скорее не небожительницу, а склочную жену какого-нибудь лесоруба.
– Ой, – более трезво сказал Ань. – Гаи… Гаинь… Гаиньинь, это ты?
– Это я, – яростно прошипела тысячерукая. – Авот ты у меня сейчас быстро перестанешь быть Небесным Чиновником, если немедленно не протрезвеешь!
– У-у, да просветлится над нами небо! Я сейчас, уже, почти готов… Юй! Юй, женушка, очнись! Смотри, кто пришел!
Чиновница Юй, до этого мирно дремавшая, прикрывшись веером, вскочила и, пошатываясь, предстала пред очами грозной богини.
– Р-разрешите доложить, – начала было Юй, но богиня яростно прервала ее:
– Отставить! А ну вытрезвились оба, быстро!!!
Чиновники на мгновение осветились изнутри зеленоватым светом, потом свет пропал, и теперь наши злополучные герои смотрели на мир вполне трезво. Трезвость – вещь обидная. Сразу понимаешь, каким ты был болваном, что напился, и как на тебя смотрят непьющие товарищи. И еще это нестерпимое чувство вины…
– О тысячерукая! – воскликнули оба чиновника и пали на колени. – Прости нас и помилуй. Согрешили, каемся. Позволили себе непозволительное!
– Ладно, на первый раз прощаю. Нашли с кем пить, с богами Жемчужного Завета. Они же записные пьяницы, самого Верховного Владыку совратят и споят!
– Виноваты, виноваты, – бормотала Юй. – Но кто же знал, что это мирное знакомство перейдет в такую скверную пирушку? Тысячерукая, прости за вопрос: сколько времени по земному исчислению мы здесь… э-э… пировали?
Юй оглядела Нефритовый павильон и порадовалась тому, что, кроме Аня и Гаиньинь, здесь больше никого не было.
– Времени прошло немало, – отрезала богиня. – И у меня для вас нерадостные новости. Сядьте и слушайте.
Чиновники повиновались. Гаиньинь брезгливо смахнула со стола все чаши, кувшины и подносы и пристроилась повыше, согласно своему облачному рангу.
– Императрица Чхунхян, владычица Жемчужного Завета, задумала черное дело, когда пригласила к себе принцессу Фэйянь, – заговорила тысячерукая богиня. – Вы были посланы оберегать принцессу от земного и небесного зла, и вот вы не выполнили своего предназначения!