– Ясное дело, раз она их терпеть не могла, – ввернула Вера.
– Там еще летчик жил с женой, потом, когда Саломея умерла, им вторую комнату отдали, потому что ребенок родился, а в последней, угловой, комнате – старик Яков Романович. Вовка говорил, что фамилия у него какая-то немецкая, а Саломея, когда ругалась, называла его не Яков, а Якоб, и еще говорила, что отчество ему не положено, и папаша его был не Роман вовсе, а Ромуальд. Но соседи ее не больно слушали, она много разного кричала.
– А как бы его фамилию вспомнить? – снова несмело спросила Вера.
– А зачем тебе? – Янина пожала плечами. – Этот самый Яков Романович умер лет двадцать назад. И картина могла принадлежать только ему, потому что когда Саломея померла, дядя Саша, летчик-то, всю ее мебелишку на помойку вынес – одни клопы, говорит, огромные, как бегемоты, и больше ничего ценного. Вовка рассказывал нам во дворе, что Яков Романович никого в свою комнату не пускал, и перед дверью у него платяной шкаф стоял, двустворчатый, так что не получалось из коридора ничего рассмотреть. Ну, мальчишка-то, ясное дело, везде пролезет, Вовка раз улучил минутку и забежал в комнату, когда Яков на кухню за чайником отлучился.
Красота там, говорил, разные картины на стенах висят и еще какие-то интересные штуки. Яков тогда здорово ему уши надрал, когда вернулся.
– Все-таки как его фамилия? – не утерпела Вера. – Кто он был, чем занимался, на что жил?
– На что жил? – Янина задумалась. – Он старый очень был, сколько его помню – всегда старый, лет девяносто, наверное, а то и все сто. Так что нигде не работал, жил скромно, да никто особо и не интересовался, на что он там жил… Он вообще нелюдимый был старик, с мамой моей во дворе здоровался, конечно, о погоде иногда беседовал. Ну и меня отличал из всех детей…
«Понятно почему», – подумала Вера, вспомнив, какой красавицей была Янина в юности.
Янина молчала, помешивая ложечкой остывший чай. Глаза ее затуманились воспоминанием. Вот она тряхнула головой, сверкнула глазами и поглядела на Веру в упор.
– А, ладно, – решительно сказала она, – вот если хочешь знать, то это Яков Романович меня с мужем познакомил.
– С мужем? – удивилась Вера. – Ах да, у тебя же муж был…
– Не у тебя одной, – зло прищурилась Янина, и Вера вздрогнула.
– Мы во дворе и познакомились. Иду как-то и встречаю Якова Романовича, а с ним – парень такой… вроде бы ничего особенного, а что-то в нем есть…
«Это как раз в то время было, когда она Игорю от ворот поворот дала! – с внезапной злостью подумала Вера. – Игорь ей плох оказался, а в этом, видите ли, что-то нашлось…»
– Короче, что тут рассказывать! – Янина уловила ее настроение. – Вадим старику каким-то дальним родственником приходился, седьмая вода на киселе. Но старик его привечал отчего-то, к себе приблизил. Нас познакомил… Только я все равно доверием у старика не пользовалась, даже когда замуж вышла. Жили мы отдельно, Вадим тоже у него бывать перестал, поссорились они, кажется, я не знаю. А потом Яков Романович умер.
– Умер? – вскинулась Вера. – От старости?
– Да нет, вроде бы убили его… – поморщилась Янина, – соседей таскали, только никто ничего не видел. Я тогда в этом доме не жила, подробностей не знаю. Да в то время мы вообще в Таллин с мужем ездили, все отношения налаживали…
– Ну и как, наладили? – не удержалась Вера.
– Ты же знаешь, что нет! – Янина повернулась и рыкнула, как пантера, готовясь к прыжку.
– Извини! – Вере стало стыдно.
– Как умер старик, так Березкины комнату его заняли, – сказала Янина после продолжительного молчания. – Вовкина мамаша такая выжига, вещи старика выбрасывала потихоньку, шкаф прямо в комнате распилила и ночью вынесла, чтобы никто ничего не видел, боялась, что родственники права предъявят потом. А картину выбросить не решилась – сразу узнают, что старика имущество, она и сунула ее, видно, на антресоли да и забыла потом про нее.
– А что же этот, твой-то муж ничего не предпринимал?
Янина подняла глаза, в которых Вера увидела вдруг и тоску, страх и безысходность.
– Я про него слышать не хочу, – тихо сказала Янина, – и вспоминать тоже. Хорошо, что он умер.
– Кто – этот самый старик, из квартиры на третьем этаже? – изумилась Вера.
– Нет, муж мой бывший, Вадим Вересов. Разбился на машине пять лет назад. Насмерть…
Вера молчала, придя в ужас от этих слов. Радоваться смерти человека, пусть бывшего, но мужа… Ей стало жутко.
– Не смотри на меня так! – крикнула Янина. – Ты же ни черта не знаешь!
– И знать не хочу, – твердо ответила Вера, вставая, – это ваши с ним дела, меня они не касаются.
– Точно, – согласилась Янина, успокаиваясь. – Слушай, а знаешь, кто тебе может помочь? Художник один, Михаилом звали. Ходил к старику этот Миша, долго ходил. Рисовал что-то у него в комнате, и так вообще болтали они.
– Что рисовал, портреты?
– Портреты у него плохо получались, он интерьер рисовал. У старика комната интересная была, он все зарисовывал. Постой-ка…
Она сорвалась с места, побежала в комнату и скоро вернулась с папкой желтого картона.
Достав из папки рисунок, она положила его перед Верой. На портрете была она, Янина Пшеславская. Гордая полячка с высокомерно поднятыми бровями и жестоким взглядом.
– И ты говоришь, у художника не получались портреты? – удивилась Вера. – По-моему, он верно ухватил суть.
– Ну-ну, – Янина усмехнулась, – со стороны виднее.
Она стала быстро завязывать папку, рука невольно дрогнула, рисунки выпали.
– А это кто? – спросила Вера, помогая Янине собирать рисунки. – Это… твой муж?
– Догадалась… – прошипела Янина, отбирая у нее рисунок.
Но Вера успела рассмотреть черные прямые волосы и пронзительный взгляд темных глаз, как будто две молнии сверкают. Высокие скулы, плотно сжатый рот, ни намека на улыбку…
Янина почти вырвала рисунок у нее из рук.
– И знаешь, – говорила она неестественно оживленно, – я ведь этого Мишу недавно видела. Иду по Невскому, знаешь, там, где художники с картинами стоят, смотрю – он, Михаил. Постарел, пообтерся, но не узнать невозможно. Ну, я скорее мимо проскочила – начнет еще свои шедевры впаривать… а мне-то они зачем? Так что если понадобится – можешь его там найти. Так и спроси – Михаила Волкова. На меня не ссылайся, он меня не вспомнит…
– А этого, нового, владельца квартиры ты никогда не видела? – спросила Вера уже на пороге. – Что он собой представляет?
– Видела, – Янина усмехнулась. – Такой… «новый русский» не то из Тюмени, не то из Якутии. Он редко в этой квартире бывает, все больше в разъездах. Меня, однако, приглашал как-то зайти и на ремонт посмотреть.