Аличе отстегнула крепления и прошла немного вперед, по щиколотку утопая в снегу.
Наконец она присела…
Вздохнула и расслабилась…
По всему телу словно пронесся электрический разряд и ушел в кончики пальцев…
Наверное, это все из-за молока… Конечно, из-за него! А может, и оттого, что попа замерзла от сидения в снегу на высоте более двух тысяч метров. Так или иначе, но такого с ней еще никогда не бывало, во всяком случае она не припомнит. Никогда, ни разу…
Не утерпела…
Намочила штаны…
Мало того — январским утром, ровно в девять часов, еще и сделала под себя…
И даже не заметила, как это произошло…
И пребывала бы в неведении, пока не услышала, как Эрик зовет ее откуда-то из тумана.
Она быстро поднялась и только тут почувствовала тяжесть в штанах. Невольно потрогала брюки сзади, но варежка слишком толстая… Впрочем, и так все было ясно.
«И что же мне теперь делать?» — задумалась она.
Эрик позвал снова. Аличе не ответила.
Пока она здесь, ее скрывает туман.
Она может спустить брюки и как следует вымыться снегом…
Или может спуститься к Эрику и шепнуть ему на ухо, что случилось…
Или может сказать, что у нее заболело колено и ей нужно вернуться домой…
А еще может наплевать на все и двигаться дальше как ни в чем не бывало — только надо держаться последней.
Но она никуда не двинулась — так и стояла, укрытая туманом, боясь шевельнуть хотя бы мускулом.
Эрик в третий раз позвал ее. Громче.
— Наверное, эта ненормальная уже у подъемника, — ответил вместо нее какой-то мальчишка.
Аличе услышала, как зашумели все остальные. Кто-то предложил идти и не ждать ее, кто-то сказал, что замерзает, стоя на месте. Скорее всего, они были где-то рядом, в нескольких метрах, или уже подходили к подъемнику. В горах звуки обманчивы — отдаются эхом, гаснут в снегу.
— Черт бы ее побрал… — ругнулся Эрик. — Идемте посмотрим.
Аличе медленно сосчитала до десяти, пытаясь сдержать рвоту, которую вызывала сползавшая по ногам жижа. Досчитав до десяти, она начала заново и дошла до двадцати.
Больше ни звука не слышалось.
Она подняла лыжи и направилась к месту спуска. Пришлось немного поразмышлять, как поточнее держаться перпендикулярно склону. В таком тумане вообще не поймешь, куда двигаться.
Потом Аличе вставила ботинки в лыжи и застегнула крепления. Сняла и подышала на них, потому что они запотели. Она и сама способна спуститься в долину. И пусть себе Эрик ищет ее сколько угодно на вершине Фрайтеве. Ни секунды больше ей не хотелось оставаться в этих испачканных колготках!
Аличе представила маршрут. Прежде ей еще не приходилось спускаться одной, но ее группа наверняка уже у подъемника, а так, вместе с другими, она съезжала по этой лыжне десятки раз.
Спуск она начала осторожнее, чем всегда, используя прием «торможение плугом». Ноги при этом приходилось ставить широко, и ей казалось, будто она не так уж и испачкана. Как раз накануне Эрик сказал: «Увижу, что делаешь торможением плугом, — клянусь, свяжу тебе пятки!»
Она не нравилась Эрику, сомневаться не приходилось. Эрик считал ее трусихой и в общем-то не зря — на деле так оно и было. И ему не нравился ее отец — каждый раз после занятий тот доставал его бесконечными вопросами: «Так как дела у нашей Аличе?.. Так значит, делаем успехи?.. Так значит, она у нас будущий чемпион?.. Так когда начнутся эти соревнования?.. Так как же это, а как же то…» Эрик всегда смотрел в одну точку за спиной отца и односложно отвечал либо «да», либо «нет» либо долго вздыхал и произносил «эх!».
Аличе живо представила эту сцену. Глядя в затуманенные очки, она едва различала кончики лыж. Только когда под ногами оказывался нетронутый снег, она догадывалась, что нужно повернуть.
Чтобы не чувствовать себя совсем одиноко, она принялась мурлыкать какую-то песенку и время от времени утирала варежкой сопли под носом.
«Корпус вперед, ставь палку и поворачивай. Теперь корпус вперед, понятно? Корпус вперед», — всегда подсказывали и Эрик, и отец.
Отец, это уж точно, крепко разозлится — просто озвереет. И ей нужно что-то придумать. Какую-нибудь правдоподобную историю, к которой нельзя будет придраться. Она и не подумает сказать ему, что произошло на самом деле. Туман — вот причина, почему она отстала, — во всем виноват туман. Допустим, она шла вслед за всеми по основной лыжне, как вдруг у нее с куртки слетел скипас…
Нет, это не годится. Не бывало еще такого, чтобы у кого-то слетал скипас. Нужно и в самом деле быть полным идиотом, чтобы потерять его. Пусть это будет шарф. С шеи у нее слетел шарф, и она вернулась за ним, а остальные не стали ее ждать. Она звала их сто раз, но напрасно. Все они словно растворились в тумане, и тогда она отправилась вниз искать их.
«А почему же ты не вернулась наверх?» — спросит отец.
И в самом деле, почему? Нет, пожалуй все же лучше потерять скипас. Не вернулась, потому что без скипаса контролер на подъемнике не пустил бы ее.
Аличе улыбнулась, довольная выдумкой. Безупречная история! Ей даже показалось, будто она не так уж и испачкалась. По ногам уже ничего не стекало.
Наверное, замерзло, подумала Аличе.
Теперь она весь день проведет у телевизора. Примет душ, наденет чистое белье и сунет ноги в свои меховые шлепанцы…
Она бы и просидела в тепле весь остаток дня, если бы оторвала глаза от лыжни и взглянула хоть на мгновение вперед — этого хватило бы, чтобы увидеть оранжевую ленту с надписью «ЛЫЖНЯ ЗАКРЫТА».
А ведь отец учил ее — всегда смотри, куда едешь. Если бы только она вспомнила, что на свежевыпавшем снегу корпус не следует наклонять вперед, если бы Эрик еще накануне получше отрегулировал ее крепления, а отец не настаивал бы, что не стоит слишком затягивать их, потому что Аличе весит всего двадцать восемь килограммов…
Полет был не такой уж длинный.
Несколько метров.
Ровно столько и нужно, чтобы успеть ощутить пустоту в желудке, ничего не почувствовать под ногами и оказаться носом в снегу.
А лыжи как ни в чем не бывало воткнулись в сугроб, запросто расправившись с ее берцовой костью.
Она не почувствовала никакой боли. Почти ничего не ощутила, по правде говоря. Только снег, попавший под шлем и шарф, слегка обжигал кожу.
Сначала она пошевелила руками. В детстве, когда она просыпалась и за окном шел снег, отец закутывал ее и выносил на улицу. Они выходили на середину двора, брались за руки и на счет «Раз, два, три!» вместе падали навзничь. Отец говорил ей: «А теперь сделай ангела!» Аличе разводила руки вверх и вниз, а когда поднималась и смотрела на оставшийся на белом снегу след, казалось, это и в самом деле тень ангела с распростертыми крыльями.