— Больше никого, — ответил Сэм. — Насколько мне известно. Грейс хотела бы поехать с нами, если можно.
Кениг немного поразмыслил.
— Ты тоже едешь с нами? — спросил он Коула. — Если да, придется убрать кое-какие вещи из кабины, иначе все не уместятся. Кроме того, ехать нам долго, так что предлагаю всем, кому нужно, сходить в туалет сейчас.
И все. Разобравшись с правилами игры — я наполовину волк, наполовину человек, Коул — пропавшая рок-звезда, — он перешел непосредственно к делу.
— Я не еду, — покачал головой Коул. — У меня есть кое-какая работенка.
Сэм бросил на Коула предостерегающий взгляд. Должно быть, все дело было в том, что кухня наконец-то начала снова походить на кухню, и Сэм хотел, чтобы так оставалось и впредь.
Коул ответил туманно. Вернее, в своей обычной манере. Когда Коул не вел себя вызывающе, всегда казалось, что он чего-то недоговаривает.
— Прихвати с собой телефон. Вдруг мне понадобится с тобой связаться.
Сэм потер подбородок, как будто проверял, хорошо ли выбрит.
— Смотри, не спали дом.
— Хорошо, мамочка, — отозвался Коул.
— Ох, поехали уже, — сказала я.
Странная это была поездка. Мы совсем не знали Кенига, а он не знал ничего о нас, кроме того, о чем не было известно больше никому. Все осложнялось его странной доброжелательностью, мы пока не понимали, хорошо это для нас или нет. Трудно поддерживать беседу и быть благодарным одновременно.
Мы втроем втиснулись на сиденье в кабину: Кениг, Сэм и я. В салоне слегка пахло «Доктором Пеппером». Кениг ехал на восемь миль в час выше разрешенной скорости. Дорога шла на северо-восток, и вскоре все признаки цивилизации остались позади. Небо над головой сияло безоблачной ласковой голубизной, все цвета казались перенасыщенными. Если здесь когда-то и была зима, местная природа ее не помнила.
Кениг ничего не говорил, лишь время от времени проводил ладонью по своему короткому «ежику». Он не совсем походил на того Кенига, которого я помнила, этот молодой парень в футболке ширпотребного малинового цвета, везущий нас в глушь на своем личном пикапе. Этот образ совершенно не совпадал с образом человека, которому я готова была довериться на этом этапе. Пальцы Сэма изображали на моем бедре гитарный аккорд.
Наверное, внешность и в самом деле обманчива, подумалось мне.
В кабине висело молчание. Некоторое время спустя Сэм заговорил о погоде. По его мнению, пока все шло довольно гладко. Кениг отвечал, что, возможно, оно и так, но поведение миннесотской погоды никогда не угадаешь заранее. Такая вот она капризная девушка. Мне почему-то приятно было слышать, как он сравнивает миннесотскую погоду с девушкой. Он казался каким-то более человечным. Потом Кениг поинтересовался планами Сэма насчет колледжа, и Сэм упомянул, что Кэрин предложила ему перейти на работу на полный день и он обещал ей подумать. Дело хорошее, заметил Кениг. Я подумала про курсы, лекции, семинары и успешность, измеряемую «корочками», и пожелала про себя, чтобы они сменили тему.
Кениг словно прочитал мои мысли.
— А как к вам попал Сен-Клер?
— Коул? Его нашел Бек, — сказал Сэм. — Это была благотворительность.
Кениг покосился на него.
— Для Сен-Клера или для Бека?
— В последнее время я и сам постоянно задаюсь этим вопросом, — ответил Сэм.
Они с Кенигом переглянулись, и я с изумлением поняла, что Кениг общается с Сэмом как с равным, а если и не как с равным, то определенно как со взрослым. Я столько времени проводила с Сэмом наедине, что реакция окружающих на него или на нас с ним вместе всегда оказывалась потрясением. Трудно было представить, как один человек способен вызывать у разных людей такое количество разнообразных эмоций. Как будто в нем одном уживалось сорок разных Сэмов. Мне всегда казалось, окружающие видят во мне одно и то же, но теперь я задумалась: а вдруг для них тоже существовало сорок разных версий Грейс?
Мы все вздрогнули, когда у меня в сумке — я сложила туда смену одежды на случай, если буду превращаться, и книжку на тот случай, если понадобится изобразить занятость, — зазвонил телефон и Сэм попросил:
— Возьмешь трубку, Грейс?
Номер высветился незнакомый, и я растерялась. Телефон все звонил, и я показала дисплей Сэму. Тот в замешательстве покачал головой.
— Отвечать? — спросила я нерешительно.
— Это из Нью-Йорка, — сказал Кениг и снова устремил взгляд на дорогу. — Код нью-йоркский.
Эта информация ничем не помогла Сэму. Он пожал плечами.
Я открыла телефон и поднесла к уху.
— Слушаю?
На том конце провода послышался веселый мужской голос.
— Ой… э-э… Здравствуйте. А можно Коула?
Сэм захлопал глазами. Он явно тоже слышал этот голос.
— Вы, должно быть, ошиблись номером, — сказала я.
В голове у меня немедленно закрутились шестеренки: получалось, что Коул куда-то звонил с телефона Сэма. Домой? Неужели Коул звонил домой?
Голос остался столь же невозмутимым. Он звучал лениво и гладко, как подтаявший брусок масла.
— Да нет, не ошибся. Но я понимаю. Это Джереми. Мы вместе играли в группе.
— С этим человеком, которого я не знаю, — уточнила я.
— Да, — подтвердил Джереми. — Я хочу, чтобы вы кое-что передали Коулу Сен-Клеру, если можно. Передайте, что я сделал ему самый лучший подарок на свете и мне пришлось для этого изрядно попотеть, поэтому не хотелось бы, чтобы он просто разорвал обертку и выкинул подарок в ведро.
— Я слушаю.
— Через восемнадцать минут подарок выйдет в эфир в шоу Вилкаса. Родители Коула тоже будут слушать, я об этом позаботился. Вы меня поняли?
— Шоу Вилкаса? На каком это радио? — спросила я. — Только я вам ничего не обещала.
— Я знаю, о чем речь, — сказал Кениг, не отрываясь от дороги. — О Рике Вилкасе.
— О нем самом, — подтвердил в трубке Джереми; он, видимо, все услышал. — У кого-то отличный вкус. Вы уверены, что Коула нет поблизости?
— Нет, честное слово! — Я даже кивнула для убедительности, хотя он не мог меня видеть.
— Скажите мне одну вещь. Когда я в последний раз видел нашего бесстрашного героя Коула Сен-Клера, он был не в лучшем месте. Я бы даже сказал, в худшем из возможных мест. Я только хочу знать — он счастлив?
Я подумала о том, что мне известно о Коуле. Оказывается, у него есть друг, которого так волнует его судьба. Не мог Коул быть совсем уж конченым человеком, если кто-то из его прошлой жизни до сих пор так болел за него душой. Впрочем, может быть, он был таким замечательным до того, как покатился по наклонной плоскости, что этот друг не отвернулся от него даже тогда. Это одновременно изменило и не изменило моего мнения о Коуле.