Но что же он за человек, ее кузен? О чем он думает, чего бы хотел добиться в жизни?
Немного помедлив, Марисса проговорила:
— Гарри, могу я кое о чем спросить тебя?
Он тут же кивнул:
— Да, конечно.
— Скажи, Гарри, тебе никогда не бывало тоскливо в нашем доме?
Он нахмурился и пробормотал:
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты ведь очень часто жил у нас, а не у себя дома.
Кузен рассмеялся и заявил:
— Жизнь здесь — настоящее утешение для меня. Моя мать такая суровая, что я не без труда выношу пребывание в ее доме даже сейчас. А своего отца я почти не помню. Он умер, когда я был совсем маленьким. Зато я прекрасно помню твоего отца. Он был очень хороший человек.
Марисса молча кивнула. Их отец действительно был очень спокойный и покладистый. И конечно же, не такой суровый, как его сестра, то есть мать Гарри. И отец очень терпимо относился к проделкам и шалостям детей, так что на него никто никогда не обижался.
Улыбнувшись, Марисса сказала:
— Знаешь, Гарри, ты очень хороший актер. Поэтому я и подумала: уж не притворяешься ли ты, что счастлив среди нас?
Она снова рассмеялся:
— Глупости, кузина! Поверь, твоя семья всегда была единственной настоящей семьей, какую я когда-либо знал.
Марисса взглянула на свое рукоделие — маленькую подушку, которой она занималась уже недели две. Работа продвигалась успешно, и при других обстоятельствах она могла бы сообщить об этом Джуду, то есть похвасталась бы. И еще она рассказала бы ему о своем отце, умершем семь лет назад. Но она этим утром ужасно его оскорбила и теперь не знала, как будет смотреть ему в глаза… если он, конечно, вернется сюда.
— Спасибо, кузен, — сказала наконец Марисса.
А он откашлялся и проговорил:
— Я так понимаю, что миссис Сэмюел пытается выдать за меня одну из молоденьких мисс Сэмюел.
Невольно вздрогнув, Марисса уставилась на собеседника:
— В самом деле? А которую из них?
Гарри с ухмылкой пожал плечами:
— Трудно сказать… Я не уверен, что она отдает предпочтение какой-то из них. Похоже, она чувствует, что они обе слишком уж задержались на сцене, если можно так выразиться.
Марисса снова кивнула. Да, миссис Сэмюел была женщиной весьма практичной; Бет не раз говорила, что мать старается как можно быстрее выдать замуж и ее, и кузину.
Марисса внимательно посмотрела на Гарри:
— А ты сам кому отдаешь предпочтение?
— Знаешь, я не слишком об этом задумывался. Конечно, мисс Нанетт Сэмюел кажется вполне подходящей. Но я не уверен, что из нее получится хорошая жена.
«Ну что, — подумала Марисса, — ведь подобным образом рассуждают очень многие мужчины…»
— Ты, Гарри, прекрасно знаешь, что Бет — моя лучшая подруга. И у нее замечательный характер, уж поверь мне.
— И она очень мила, не так ли? Что ж, я все это учту. Скромная и привлекательная девушка — это не так уж плохо. Полагаю, она могла бы подойти мне.
Марисса внимательно посмотрела на кузена:
— Гарри, ты что же, хочешь сказать, что не надеешься найти любовь?
— Ну почему же?.. Я уверен, что мы полюбим друг друга со временем. Просто, видишь ли… Я не такой страстный по натуре, как некоторые.
Марисса невольно улыбнулась:
— Это звучит довольно странно… Ведь у тебя талант актера. Жаль, что ты благородного происхождения, иначе мог бы стать актером в лучшем театре Лондона.
Гарри на мгновение изменился в лице, но тут же с улыбкой проговорил:
— Думаю, я не отказался бы. Знаешь, иногда я люблю помечтать.
— О чем же?
— Ну… как бы тебе это объяснить?.. Вот Эдвард, например, несет ответственность за свой титул и за честь своей семьи. У Эйдана — его коммерция. А я… я просто развлечение для вас для всех. Конечно, я всегда получал удовольствие от пребывания в вашем доме, но иногда мне хочется заняться чем-то полезным и принять церковный сан.
— Церковный сан? О Господи, не могу представить тебя в роли священника.
Гарри расплылся в улыбке:
— Знаешь, моя мать была увлечена этой идеей. Я думаю, что мог бы отлично сыграть роль священника.
Марисса весело рассмеялась:
— Твои проповеди были бы очень живыми, дорогой кузен. Могу представить, как ты иллюстрируешь все притчи сценами из Шекспира.
— Ты права! Вероятно, мне следует этим заняться!
Марисса снова засмеялась, но тут же, нахмурившись, проговорила:
— Мне кажется, я понимаю тебя, Гарри. В последнее время я чувствую примерно то же, что и ты. То есть чувствую какую-то неопределенность своего положения. Неужели мое единственное предназначение — выйти замуж? Неужели у меня не должно быть никаких других целей в жизни, кроме этой? Мне даже хуже, чем тебе. Потому что ты — мужчина. Ты имеешь свой доход и можешь делать все, что тебе нравится.
— Что же, например?
Марисса пожала плечами:
— Ну… можешь путешествовать по всему свету. Можешь отправиться в Африку. Посетить Восток. Тебя ведь никто не вынуждает оставаться здесь.
— Да, никто не вынуждает. Но мне здесь просто нравится. Значит, говоришь, Африка? — Гарри сделал вид, что задумался. Потом с улыбкой покачал головой: — Нет- нет, мне и в Англии хорошо. Здесь гораздо комфортнее, чем в Африке. И потом, кто будет развлекать твою матушку, если я уплыву?
— Осмелюсь предположить, что мама сама сможет себя развлечь.
Они похихикали на этот счет, а затем в гостиную вошел Джуд. Волосы его были всклокочены ветром, лицо же казалось каменным.
Улыбка Мариссы тут же померкла. Поднявшись на ноги, она вопросительно взглянула на Джуда.
— Это не она, — сказал он.
И тотчас же вышел из комнаты.
Это не она. И ничего больше. Ни слова о том, любит ли его миссис Уэллингсли. Мог бы рассказать, как он узнал о том, что это не она. Интересно, что же произошло, когда эта женщина наконец оказалась с ним наедине?
Марисса весь день думала об этой поездке Эйдана, и перед ней одна за другой возникали ужасные картины. А теперь он наконец-то вернулся… и не пожелал рассказывать ей о встрече с этой женщиной.
А может, они с ней говорили не наедине? Нет-нет, такого просто быть не могло. Приватная беседа. Эта женщина вынудила Джуда остаться с ней наедине. И упала в обморок. А что потом?
Марисса шагнула к двери и выглянула в коридор; она решила, что заставит Джуда ответить на ее вопросы. Но его в коридоре уже не было.