— Простите, — пролепетала она, чувствуя, как кончики ее ушей горят от стыда.
— Я понимаю, как приятно видеть наше вернувшееся озеро, — с сочувствием сказал Львиносвет. — Но дело, прежде всего. Еще наиграетесь. Но взгляд Ежевики ничуть не смягчился.
— Вы уже освежили пограничные метки возле озера? — спросил он, махнув хвостом в сторону границы, начинавшейся в трех хвостах от кромки воды. — Теперь, когда озеро снова стало полноводным, нужно заново обозначить границу.
— Я уже бегу! — завопила Искролапка, срываясь с места. — Ой! — Она вдруг резко остановилась и подняла переднюю лапу. Ее глаза округлились от боли, уши прижались.
— Что с тобой? — воскликнула Пеплогривка, бросаясь к своей ученице и внимательно осматривая подушечку на ее лапе.
Искролапка сморщилась и попыталась отдернуть лапу.
— Стой смирно, — приказала Пеплогривка. Она тщательно обнюхала подушечку лапы Искролапки, потом крепче обхватила ее и принялась зубами вытаскивать занозу.
— Ой-ой-ой! — выла Искролапка, пытаясь вырваться. — Да стой же ты! — приказала Пеплогривка, не разжимая зубов. — Я почти достала. — Еще крепче обхватив раненую лапу ученицы, она в последний раз потянула и вытащила зазубренную окровавленную щепку.
— Ох, дети Звездного племени, как же больно!
— Искролапка запрыгала по кругу, поджимая лапу, а потом принялась вылизывать подушечку.
Голубичка подбежала к ней.
— Ты в порядке?
К этому времени Искролапка уже разгладила вздыбленную шерстку. Она встряхнула раненой лапой, внимательно осмотрела небольшой порез на подушечке и слизнула выступившую капельку крови.
— Уже лучше, — вздохнула она.
Ежевика обнюхал щепку, которую Пеплогривка выплюнула на землю, потом обвел глазами поросший травой берег. Его янтарные глаза потемнели, когда он заметил две половинки сломанной палки, валявшиеся в высокой траве.
— Должно быть, щепка оттуда, — сказал он. Расколотые концы палки щетинились обломками, напоминавшими ежиные колючки.
Голубичка сразу же узнала эту палку.
— Я наступила на нее в прошлый раз, когда мы здесь были! — Вытащив из травы одну половинку, она положила ее к лапам Ежевики, а потом принесла вторую. Львиносвет широко раскрытыми глазами смотрел на обломки палки. Потом он открыл пасть, словно хо- тел что-то сказать, но Ежевика его опередил.
— Бросьте эту дрянь в озеро, — приказал глашатай. — Я не хочу, чтобы другие коты поранились.
Голубичка подобрала первый обломок и потащила его к высокому берегу, где волны жадно лизали песчаный выступ. Швырнув палку как можно дальше, она с удовлетворением услышала громкий плеск и побежала за второй половинкой. Но оказалось, что Искролапка уже сбросила ее с берега прямо на глубину. И тут произошло что-то странное.
Когда последний обломок палки ушел в воду, Голубичка услышала исполненный боли кошачий вопль, эхом облетевший ближайшие деревья. Она оцепенела, обратившись в слух. Неужели еще кто-то наступил на щепку? Голубичка обвела глазами своих соплеменников, но они все спокойно смотрели, как две половинки сломанной палки качаются на волнах возле берега. Никто из них не проронил ни звука. Голубичка нахмурилась. Обострив свои чувства, она послала их прочь от озера и насторожила уши, стараясь угадать, кто же из котов только что так страшно выл. Вскоре влажный ветерок донес до нее знакомый запах, к которому примешивался отголосок недавней боли.
«Воробей!»
Голубичка слышала, как он торопливо вылизывает шершавым языком свой бок. Его движения были торопливы и настойчивы, словно он пытался отыскать источник внезапной боли.
Страх охватил Голубичку. Почему он вдруг так ужасно завыл? В этом стоне слышалась такая боль, словно острый коготь вонзился в сердце целителя.
Голубичка посмотрела на Львиносвета и еще больше испугалась. Ее наставник весь напрягся, не сводя глаз с обломков палки, медленно плывших к середине озера. В глазах его была тревога, и Голубичка содрогнулась от непонятного страха.
— Ой! — Воробей пошатнулся, когда внезапная боль, острая, как ястребиный коготь, ударила его в бок. Он принялся яростно вылизывать шерсть, ожидая почувствовать на языке привкус крови. Но на его шкуре не было ни царапинки. Озадаченный таким чудом, целитель повел носом, проверяя травы, разложенные на каменном полу пещеры. Осторожно подавшись вперед, Воробей прощупал пространство вокруг и убедился, что ни одна коварная плеть ежевики не прокралась к нему в палатку за прошедшую ночь.
Ничего.
Но что же тогда так сильно кольнуло его? Наверное, ему все это почудилось. Может, смерть Пятнистой Звезды настолько сильно всколыхнула Звездное племя, что горечь предков пронзила воздух? Или церемония посвящения Невидимки каким то об разом затронула его — может, он почувствовал ее боль и ужас, которыми всегда сопровождается процесс передачи девяти жизней?
«И ты в это веришь?» — спросил внутренний голос.
Воробей нахмурился. Почему бы и нет? Смена предводителя — это очень важное событие в жизни племени, возможно, оно должно каким-то образом отразиться на нем.
Он снова прошелся вдоль разложенных трав. Острая боль постепенно стихала, превратившись в тупое жжение. Листья отлично сохли под легким ветерком, проникавшим сквозь ежевичный полог палатки, и солнца тоже было вполне достаточно. Теперь оставалось только ждать. Значит, можно сходить и проведать котят Маковки.
Перепрыгнув через листья, Воробей вышел из пещеры, и плети ежевики ласково погладили его по спине. Огнезвезд дремал на Каменном карнизе, положив голову на зазубренный выступ скалы, сонное дыхание предводителя легким парком колыхалось в прохладном утреннем воздухе. Песчаная Буря лежала рядом с другом. Воробей слышал, как тихо шуршит их шерсть в такт равномерно вздымающимся и опадающим бокам. Он знал, что иногда, когда все остальные коты спят, пред- водитель и его подруга тайком покидают лагерь и бега- ют вдвоем по озаренному луной лесу, подставляя шкуры свету далеких звезд. Вот и сейчас воспоминания о такой охоте вплелись в сон Огнезвезда, и Воробью передалась радость предводителя, который наслаждался недолгой свободой в ночном лесу вместе с подругой, оставив все тревоги о Грозовом племени за колючей стеной лагеря.
Воробей поспешно убрался из мыслей предводителя. Ему всегда было немного неловко пробираться в головы соплеменников, хотя он редко мог справиться с искушением.
— Эй, Цветолапка! — сердито мяукнул Крутобок, обращаясь к хорошенькой пестрой кошке. — Мне казалось, ты пришла сюда работать, а не играть!
Цветолапка застыла, как застигнутая врасплох мышка; хвост ее замер в воздухе, а из пахнущего плесенью комка, который она держала между лапами, посыпались листья.
— Ага, так тебе и надо! — обрадовалась Иглолапка, и ее лапы дробно простучали по земле. Прищурившись, Воробей восстановил картину случившегося: Цветолапка приготовилась забросать сестру палой листвой, но была поймана за лапу бдительным Крутобоком.