– Таблетки.
– И пузырек не всплыл?
– Я насыпала в него свинцовой дроби.
– Где вы взяли дробь?
– Вскрыла патроны от карабина дяди Мошера.
– Сколько?
– Два.
– А что вы сделали с пустыми гильзами?
– Бросила в оружейной комнате.
– Вы кому-нибудь об этом говорили?
– Нет.
– Где вы взяли яд?
Ответ девушки был неразборчив.
– Надин, где вы взяли яд?
Губы Надин шевелились. Она издавала звуки, словно пыталась сформулировать законченные предложения, а потом внезапно, как будто сообразив, что для этого требуется слишком большое усилие, девушка погрузилась в глубокий сон.
Доктор жестом показал медсестре, чтобы та отключила капельницу.
– Надин.
Ответа не было.
– Надин, – он повысил голос. – Надин, послушайте меня. Надин, пошевелите правой рукой.
Никакой реакции.
– Надин, как вас зовут?
Девушка не шевелилась.
Доктор Денэйр, подняв ей левое веко, заглянул в глаз. Отпустил веко и выключил магнитофон.
– Ей надо какое-то время поспать, – сказал он. – Когда она начнет приходить в сознание, то может сообразить, что сказала нам гораздо больше, чем намеревалась. И тогда может стать раздраженной и возбужденной. Вы понимаете, мисс Клифтон?
Сестра кивнула.
– Вы помните, что по законам нашей профессиональной этики вы не должны ни при каких обстоятельствах разглашать что-нибудь из того, что вы сейчас услышали?
Сестра посмотрела доктору прямо в глаза.
– А вы собираетесь об этом рассказывать? – спросила она.
– Кому? – холодно осведомился доктор.
– Властям.
– Нет.
Медсестра больше ничего не сказала.
Доктор Денэйр вытащил шнур из розетки, накрыл магнитофон крышкой и повернулся к сестре:
– Я оставляю ее на ваше попечение, мисс Клифтон. Присмотрите, чтобы ее никто не беспокоил. Ей нужно тепло. Время от времени проверяйте ее пульс. Я оставляю вам подробные инструкции на случай каких-либо осложнений.
Сестра кивнула.
– Я ухожу на час-полтора, а потом вернусь, – продолжал доктор. – Не думаю, что она придет в сознание раньше, чем через несколько часов. Но если все же она очнется до моего возвращения и захочет поговорить, не обсуждайте с ней ничего. Просто велите ей спать. Помните, что вы исполняете свои профессиональные обязанности в качестве медсестры и не должны никому говорить о том, что здесь случилось.
Сестра стояла, глядя в пол, доктор в упор смотрел на нее. Помолчав, она неохотно подняла глаза и глухо сказала:
– Хорошо, я поняла, доктор.
Доктор Денэйр вышел из комнаты, в которой не было ничего от стерильной белизны остальных помещений госпиталя. Сделано это было специально, чтобы не вызывать у пациента неприятных и тревожных ассоциаций. Освещение в комнате регулировалось, ее можно было залить сверкающими огнями, но сейчас свет был мягкий и непрямой. Температура воздуха в помещении тщательно контролировалась, а стены были полностью звуконепроницаемы.
Перри Мейсон уже собирался завершить рабочий день и покинуть свою контору, когда Делла Стрит, его доверенная секретарша, сказала:
– Шеф, в приемной доктор Логберт П. Денэйр. Ломится в нашу дверь. Я ему объяснила, что уже пять часов и…
– Чего он хочет? – спросил Мейсон.
– Говорит, что должен немедленно тебя увидеть. У него в руках что-то тяжелое. Похоже на магнитофон.
– Я его приму, – решил адвокат. – Доктор Денэйр не из тех, кто станет так себя вести без веских на то оснований. Если бы дело было пустяковым, он позвонил бы. Ну а когда доктор Денэйр слишком возбужден, чтобы звонить, это означает, что дело очень важное. Попроси его зайти, Делла.
Секретарша направилась было в приемную, но Мейсон остановил ее.
– Давай лучше я сам его встречу. Профессиональная вежливость, сама понимаешь.
Мейсон встал со своего вращающегося кресла, потянулся, выпрямившись во весь рост, и прошел в «предбанник» своего личного офиса.
– Привет, Берт, – сказал он доктору Денэйру. – Что привело тебя ко мне? Отчего такая спешка?
Доктор Денэйр поднялся с кресла для ожидающих, торопливо пожал руку адвокату и нервно произнес:
– Перри, мне нужна твоя профессиональная консультация.
– Прекрасно, – ответил Мейсон. – Прошу ко мне.
Мейсон проводил гостя в свой личный офис.
– Ты ведь знаешь Деллу Стрит, мою секретаршу.
– Конечно, – ответил доктор Денэйр. – Как поживаете, мисс Стрит?
– Если ты не против, она будет присутствовать, – сказал Мейсон. – Я хочу, чтобы она делала заметки по ходу разговора.
– Не возражаю, – ответил доктор Денэйр. – Лишь одно условие: между нами должно быть полное понимание, что я консультируюсь с тобой не как частное лицо, а в своем профессиональном качестве, и, следовательно, все, что я скажу, должно быть сугубо конфиденциально.
Мейсон широким жестом обвел помещение.
– Вокруг тебя стены конторы адвоката, Берт. Все, что ты произносишь в этом кабинете, является строго конфиденциальным.
– Предположим, – сказал доктор Денэйр, – что тебе надо найти какие-то технические ограничения в применении закона, охраняющего конфиденциальную информацию. Предположим, что то, что я могу тебе сказать, подпадает под какое-нибудь исключение из этого закона и…
Мейсон перебил его:
– В законе дается определение, какого рода профессиональная информация является конфиденциальной, но это одна из тех ветвей юриспруденции, которую я не удосужился изучить. Что касается меня, все, что говорит мне клиент, является конфиденциальным.
– Благодарю, – сказал доктор Денэйр. Его голубые глаза блеснули. – И все же я хотел бы узнать поподробнее про этот закон.
– Какой закон?
– О конфиденциальной информации.
– Что конкретно?
– Я проводил курс лечения молодой женщины, страдающей комплексом вины. Она определенно находится в состоянии, которое я, используя повседневный язык, лучше всего могу охарактеризовать как беспокойство, тревогу и эмоциональную неустойчивость, способные вылиться в психический срыв. Я пытался докопаться до источников этого состояния обычными методами, но потерпел неудачу. У меня было чувство, что она что-то утаивает. Такое часто случается с молодыми незамужними дамами. Я предложил ей пройти испытание с помощью известной тебе сыворотки правды. Она согласилась.