Мейсон ухмыльнулся:
– Делла, дай Полу рассказать все со вкусом и по порядку.
Дрейк продолжил:
– У Мошера Хигли был партнер по бизнесу в строительной компании, которого звали Уэсли Мэнн Дженнингс. Роуз Фарр была секретаршей и управляющей делами в конторе. И надо сказать, она была очень ценной работницей. Роуз могла мгновенно выдать цифры, до которых бухгалтерии пришлось бы докапываться не менее часа. Она могла правильно провести телефонную беседу, принять решение, передать сообщение. Словом, все уладить за считаные секунды. Она лучше разбиралась в этом бизнесе, чем кто-либо другой.
– Не сокращай эту часть своего повествования, Пол, – встряла Делла Стрит. – Мне нравятся пассажи, посвященные образцу секретарской добродетели. Я считаю, что нашу работу чаще всего не то что недооценивают, а попросту вообще не замечают.
– Но не в нашем случае, – возразил Дрейк. – И Хигли, и Дженнингс высоко ее ценили. Мне кажется, оба были в нее влюблены. Роуз Фарр нравился Уэсли. Кто-то настучал об этом его жене. Та использовала эту возможность для того, чтобы наложить лапу на собственность Дженнингса, вынудив его продать свою долю в бизнесе. Вы знаете, как все это делается. Когда брак распадается и мужчина рассказывает свою часть истории, у него это получается весьма неловко и неубедительно, поскольку он попросту не запоминает всех пустяков, из которых складывается повседневная семейная жизнь. Но когда на свидетельское место выходит вторая половина, история получается весьма цветастой и драматической, ибо жена никогда не забывает случаев, когда муж рявкнул на нее из-за непришитой пуговицы или в сердцах врезал кулаком по столу.
Делла Стрит, улыбаясь, сказала:
– В этой части, Пол, ты можешь быть предельно краток.
– Черт, но ведь это правда! – воскликнул Дрейк. – Любая женщина, заведя блокнот и занося, скажем, в течение двух месяцев всякие пустяки из обычной рутины семейной жизни, может выставить дражайшего супруга полной скотиной и монстром, при этом лишь слегка приукрасив факты. Словом, как бы то ни было, жена Уэсли Дженнингса оказалась именно такой сучкой. Ей нужны были деньги, много денег, очень много денег. Она хотела, чтобы партнерство распалось и чтобы Дженнингс ликвидировал свою часть, превратив ее в наличность, которая досталась бы ей. И Дженнингс крутился как мог. С помощью Роуз Фарр он пытался накопить как можно больше денег в секретном фонде, чтобы заплатить жене приличные отступные. Роуз Фарр, хорошо знавшая все входы и выходы в их бизнесе, помогала Дженнингсу. Они, разумеется, планировали пожениться, как только Дженнингс получит развод и уладит все имущественные и денежные дела с бывшей женой. А миссис Дженнингс в это время очень грамотно держала мужа за глотку, выкачивая из него все больше и больше денег.
– Продолжай, – сказал Мейсон. – И что же стряслось? Судя по тому, что у Надин фамилия матери, можно предположить…
– Ты правильно предполагаешь, – заверил его Дрейк. – Уэсли Дженнингс покончил с собой. Застрелился. Спустя семь с половиной месяцев родилась Надин.
– Но почему, ради всех святых, он это сделал, оставив Роуз в таком положении?! – воскликнула Делла Стрит.
– Ну, – предположил Дрейк, – возможно, когда Дженнингс узнал, что Роуз беременна, он понял, что все кончено. Его жене как раз чего-то такого и не хватало, чтобы предъявить обвинение в адюльтере в дополнение к прежним обвинениям в скотском обращении.
– И что случилось после? – спросила Делла.
– Роуз Фарр оставила работу. Никто не знал, что с ней случилось. Она родила ребенка и умерла через несколько месяцев. А теперь главное, Перри: Роуз Фарр написала письмо. Она запечатала его и положила в банк с условием, что его должны переслать ее дочери, Надин Фарр, когда той исполнится восемнадцать. Что было в письме, никто не знает. Письмо было отправлено Надин в срок. По всей вероятности, Роуз Фарр рассказала в нем своей дочери, что та родилась вне брака, и, видимо, добавила еще много чего, что заставило Надин глубоко задуматься. Через тридцать дней после получения письма Надин заглянула к Мошеру Хигли. Хигли поселил ее в своем доме и начал оплачивать ее образование. Но теплоты в их отношениях не было. Фактически Хигли ненавидел ее и, в свете последних событий, возможно, побаивался.
– Другими словами, – сказал Мейсон, – в письме было что-то такое, что полностью изменило всю картину.
Дрейк кивнул. Мейсон задумчиво произнес:
– Может быть так, что Хигли обманул своего партнера при разделе имущества и прочего достояния фирмы. Может быть, что-то нечисто с самой смертью Дженнингса. Вполне возможно, что это не было самоубийством. Может, сам Хигли и спустил курок, выдав убийство за суицид. Черт возьми, Пол, мне позарез нужно знать, что было в письме!
– Окружному прокурору тоже, – сказал Дрейк.
Мейсон сказал:
– Сдается мне, Пол, что у нас на руках дело, в котором мы не можем использовать ни одну зацепку. Письмо нельзя использовать в качестве свидетельства для доказывания любых фактов, которые мы можем открыть, но его легко использовать против Надин для объяснения мотива преступления. Посмотрим на дело с точки зрения окружного прокурора. Вот незаконнорожденное дитя, плод порочной связи. Оно достигает возраста восемнадцати лет. Вскрывает письмо покойной матушки. А в нем содержится информация, позволяющая ей шантажировать Мошера Хигли. Если бы Хигли был жив, мы, по крайней мере, могли бы попытаться выяснить истинность каких-то содержащихся в письме фактов. Но сейчас нам это недоступно.
Мейсон на секунду прервался, затем продолжил:
– Исходя из точки зрения окружного прокурора, Мошер Хигли не испытывает теплых чувств по отношению к Надин Фарр. Она отвечает ему взаимностью. У нее на руках информация, благодаря которой она поселилась в его доме и заставила его оплачивать свое обучение в школе и колледже. В нее влюбляется Джон Локк. Мошер Хигли был дружен с семьей Локка. Он не хочет, чтобы Джон женился на незаконнорожденной шантажистке. Он попытался быть джентльменом. Он не пошел к родителям Локка и не рассказал им подноготную Надин. Он просто велел Надин убираться. И в результате через несколько дней он получает дозу цианистого калия со своим шоколадом, а Надин сначала признается в убийстве, а потом пытается уверить всех, что это чудовищная ошибка.
Пол Дрейк пощипал нижнюю губу.
– И как, черт побери, ты надеешься противостоять этой безукоризненной логике?
– Если бы я, – покачал головой Мейсон, – смог придумать на это ответ, я был бы волшебником.
– А полиция может получить всю информацию? – спросил Дрейк.
– Ты же ее получил, – ответил Мейсон.
Дрейк подумал и закивал:
– Да, те же источники информации, из которых черпал я, открыты и для них, если они окажутся достаточно сообразительны.