Дневник велся аккуратной женской рукой. Сначала слова запрыгали на странице, и он не сразу их разобрал. Устроившись поудобнее, он начал читать.
«Зима 1815 года.
Гадалка предсказала мне сегодня на балу, что в этом году я встречу настоящую любовь. Конечно, это была не цыганка, а Миранда Форестер, переодетая цыганкой. Я очень сомневаюсь, что она может предсказать, кем будет мой партнер в следующем танце, не говоря уже о том, кого я полюблю. Но зато я сама предсказываю, что милая Эмма выйдет замуж еще до конца года. Я видела, как она умилялась, глядя на ребенка Грейсона. Знаю, как она мечтает о собственных детях…»
Дверь туалетной комнаты, ведущая в спальню, открылась. Черт, если это снова Хит, изображающий заботливую наседку, и если он застанет Эйдриана за чтением любовных записей девицы, то ему конец.
Эйдриан вскочил с кровати, отбросив в сторону вышитое розочками покрывало. Он перепрыгнул через скамеечку для ног и засунул дневник в стопку книг на комоде. Затем, придав лицу невинное выражение, он повернулся к фигуре, застывшей на пороге комнаты. Секунду оба молчали. Эйдриан ощутил, как по позвоночнику пробежала дрожь.
Это была она. Он смотрел на нее и ждал. Его маленький сторож в серо-голубом, глухо застегнутом халате, но с распущенными золотисто-абрикосовыми волосами, похожими на божественный ореол. Или он видит два ореола? Ему показалось, что у его милосердного ангела два лица. Нет, просто на ее очаровательном лице появилось озабоченное выражение. И голос, когда она заговорила, звучал не тепло, а строго:
— Лорд Вулвертон, что это за глупости? В вашем состоянии вы не должны ходить.
— Я… — Он бросил виноватый взгляд на дневник, обложка которого вылезала из стопки книг. — Я искал ночную вазу.
— Мы не держим этот предмет на бюро. — Она вошла в комнату и указала пальцем на кровать:
— Ложитесь, а я позову лакея, который поможет вам в ваших интимных нуждах.
Вот это влип!
— Я сам справлюсь, — заявил он, сделал несколько шагов к кровати и был вынужден ухватиться за столбик полога.
— Совершенно определенно — не справитесь. — Она быстро подошла к нему и протянула руку, чтобы поддержать. — Вы бьетесь о мебель, как раненая бабочка.
— Бабочка? — хмыкнул он.
— И свеча зажжена. И это в вашем состоянии! Вы хотите спалить дом?
Она подвела его к кровати. Он вынес это унижение только потому, что находился около нее. Однако сесть он отказался наотрез. Он взрослый мужчина, а не беспомощная бабочка. Уже много лет он никому не подчинялся и не позволит, чтобы эта кроха в шелке и атласе, пусть даже она и Боскасл, приказывала ему.
— Я не хочу опять ложиться.
— Сейчас же ложитесь, — стояла на своем она.
— Я сделаю это, только когда захочу.
Эмма не была склонна ему уступить. Она понимала причину его несговорчивости. Не важно, каковы обстоятельства его возвращения в Англию, но по закону он, как старший сын герцога, его наследник. Он — представитель высшей аристократии, пэр королевства и не терпит, когда ему противоречат.
— Физическое и эмоциональное перенапряжение не пойдет на пользу вашей голове, — резким тоном произнесла она. — Сейчас же ложитесь под одеяло.
Он вызывающе улыбался. Эта женщина думает, что может им повелевать?
— Разве вы не слышали, что я вам только что сказал? — спросил он.
— Трудно не услышать, когда вы зарычали прямо мне в лицо, — спокойно ответила она.
Вдруг он осел на край кровати. Но не потому, что послушался приказа этой сдержанной на вид дамы, а потому, что у него закружилась голова.
— Рычал? — Он насупился. — Да я почти шептал. Если бы я действительно зарычал, то стены бы рухнули.
— Нисколько не сомневаюсь. — Она, ничуть не испугавшись, набросила одеяло ему на плечи. — И что вы этим докажете, чего добьетесь? У вас еще больше разболится голова. Вы накажете не меня, а себя.
Он не помнил, как это случилось, но оказался лежащим на кровати под одеялом. Эмма стояла рядом с довольным видом и выглядела еще более неотразимой. Но что самое удивительное, если не сказать унизительное, так это то, что ему даже нравились ее заботы. Обычно ему требовалось от женщины внимание другого рода, но, тем не менее, он был доволен. И это направило мысли в русло других приятных деталей, которыми она могла бы его утешить.
— Почему вы с братом будите меня каждый час? — спросил он, внимательно глядя на нее.
— Врач велел нам следить за вами.
— Почему? — недовольным голосом спросил он. Интересно, она рассердится или нет? Мало кто из лондонских дам, заинтригованных его прошлым, а также его наследством, не боялись общаться с ним. Эмма для него загадка не из легких.
— Мы проверяли, не изменилось ли ваше состояние, — ответила она.
Он хмыкнул.
— Да? И как, черт возьми, вы бы это определили?
Она подложила ему под плечи еще подушку. Так, теперь его покормят с ложечки и на кресле вынесут в сад.
— Как я определила бы что?
— Изменилось ли мое состояние или нет.
Он глубже опустился на подушки. Ей придется ближе к нему нагнуться, чтобы поправить их!
Но ее было не провести. Она строго на него посмотрела, хотя подушки все же поправила. У Эйдриана перехватило дух, когда она наклонилась к нему. Он почувствовал напряжение в паху. Он очень давно не спал с женщиной, да еще с привлекательной, и уже начал подумывать о том, здоров ли он. Эмма Боскасл, благослови ее Господь, таким приятным образом развеяла его сомнения.
Эмма старалась говорить ровным голосом, хотя ей хотелось скрежетать зубами.
— Вы вели себя вполне разумно до вашего безрассудного проявления отваги. Надеюсь, теперь вы об этом сожалеете.
— Наоборот. Жаль, что не успел ударить того, другого, прежде чем он сбежал.
— Вам не следовало распаляться.
— Я буду распаляться ровно столько, сколько пожелаю, и вам меня не остановить.
Она сжала хорошенькие губки.
— Врач посоветовал связать вас, если будете буйствовать.
— Этому бородатому пустомеле со мной не справиться.
— У меня есть братья, — ответила она. Он замолчал, но ненадолго.
— Вам приходилось когда-нибудь обуздывать мужчину? — спросил он, с сомнением глядя на ее хрупкую фигуру.
— Да. Братьев, которых я только что упомянула.
— И как давно?
— Не задавайте глупых вопросов. Они все взрослые мужчины. Правда, не всегда ведут себя соответственно. — Она посмотрела ему прямо в глаза, и он оценил их решительный блеск. Да, под вежливой маской светской дамы скрывается жесткий характер. — Ваша семья до сих пор в Англии? — неожиданно спросила она.