С этими словами она резко развернулась, пересекла комнату и вышла, оставив нас одних в холодной гостиной. Корделия проводила взглядом удалившуюся фигуру и, обернувшись ко мне, спросила:

— Джонатан, ты веришь ее словам?

— Не могу сказать наверняка, — ответил я. — Знаю только одно: нам надлежит ехать в Ноттингем, как только погода улучшится настолько, что можно будет отправиться в дорогу. Нельзя разочаровывать мое семейство. Все очень хотят с тобой познакомиться, а сам я жду не дождусь того, чтобы привезти тебя поскорее к себе домой. И тут я сделаю не только то, что должен, но и то, к чему у меня лежит душа, так что в ближайшее время мы последуем совету миссис Джакоби и скоро окажемся далеко от Лондона.

Корделия на это заметила:

— Ты вызовешь родителей мистера Франкенштейна? Им необходимо быть здесь. Они отгонят эту змею, которую он пригрел у себя на груди. Но перед тем как миссис Джакоби уедет, я должна повидать ее еще раз.

Я не стал интересоваться, что именно хотела выяснить Корделия у этой дамы.

Когда появился доктор, я, не стесняясь в выражениях, потребовал, чтобы с Виктором и ночью и днем находилась сиделка и чтобы Марии Клементи не дозволяли оставаться при больном.

Мы сели в экипаж и отправились домой. Корделия сидела рядом, я держал ее маленькую холодную руку в своей, и только теперь ее обычная уверенность немного пошатнулась, и она тихо произнесла:

— Я немножко боюсь, Джонатан. И боюсь не того сумасшедшего великана, который может прийти и убить нас. Меня страшит то, что, вовлекая себя в это дело, касающееся мистера Франкенштейна, мы можем погубить свое счастье, свою радость, свою любовь.

Я лишь рассмеялся и назвал ее трусишкой.

13

В тот вечер мы сидели у камина. Дамы заняты били шитьем, и, дабы не возвращаться к грустным и тревожным событиям мрачного дома в Челси, мы говорили о предстоящем визите в Кеттеринг-холл. Затем миссис Фрейзер припомнила, что ее приглашали на вечер к подруге, титулованной леди из Шотландии, которая проживала в Лондоне. На этом вечере должен был выступать мистер Аугустус Уиллер. Однако в связи с предстоящим путешествием миссис Фрейзер решила предупредить подругу, что она не сможет прийти. Корделия заметила, что сестрица идет на настоящую жертву.

Дело в том, что Аугустус Уиллер, ученый и шоумен, вот уже несколько месяцев вызывал в Лондоне большой интерес своими представлениями. Аудитория приходила в восторг от его спиритических сеансов, участники которых, в большинстве своем незнакомые ему люди, испытывали на себе удивительную и будоражащую нервы власть шоумена. Под действием его гипнотической силы зрители начинали кукарекать петухом, ходить на руках по сцене, рассказывать длиннейшие поэмы, которые перед этим считали совершенно забытыми, и вытворяли еще массу подобных вещей. Некоторые называли Уиллера шарлатаном, тогда как другие полностью ему верили. Третьи отмечали, что он проводит платные личные консультации, во время которых избавляет людей от заикания, от застенчивости и скованности в поведении. Он помог даже одной леди, которая не могла выйти за порог дома, чтобы не упасть в обморок. Газеты вели дебаты по поводу реальности гипноза, клерикалы предостерегали своих прихожан от обмана. Однако Уиллер был знаменитостью. Его приглашали большие люди, и многие важные персоны получали удовольствие от его представлений. Я обратился к миссис Фрейзер:

— Надеюсь, вы не собираетесь предложить, чтобы он на вас продемонстрировал действие гипноза?

— Боже упаси! — воскликнула она. — Не имею ни малейшего желания, чтобы весь Лондон смотрел, как я буду на сцене кудахтать, как курица.

— Ты считаешь, он не шарлатан? — спросила Корделия у миссис Фрейзер.

— Не знаю, что и думать, — ответила та.

— Есть много свидетелей, которые утверждают, что все это правда, — заметил я. — Однако это нарушает наши представления о человеке как о существе, обладающем свободной волей. Подумать только, один человек благодаря гипнотическому воздействию может убедить другого делать вещи, от которых тот в обычном состоянии воздерживается.

— Вот это как раз и страшно, — заметила моя милая хозяйка.

Наступила пауза, во время которой, как потом оказалось, мы с Корделией вместе подумали об одном и том же, ибо вскоре она продолжила:

— Я тут подумала, а что, если мисс Клементи… что, если этот мистер Уиллер… — И мы уставились друг на друга, как говорится, осененные догадкой, и никак не решались высказать свои мысли вслух.

— Ну давайте же, давайте… Что вы оба замолчали?! — сказала миссис Фрейзер. — Нельзя же начинать предложение и останавливаться на полуслове.

Тогда заговорил я.

— Думаю, мы с Корделией одновременно подумали о том, что мистер Уиллер — это последняя надежда для Марии Клементи обрести дар речи. Ее смотрели многие доктора и видные ученые, но никто из них так и не смог ей помочь. Не исключено, что человек, который мог заставить заикавшегося всю жизнь заговорить без запинки и который продемонстрировал миру множество прочих чудес, — а именно таковым и является Уиллер, — сможет повлиять и на Марию Клементи. Правильно, Корделия? Ты об этом хотела сказать?

Она кивнула, а миссис Фрейзер заметила:

— Может, оно и так. Но почему вы хотите помогать этой отвратительной женщине?

— Она единственный человек, который может рассказать, что именно произошло в ту ночь, когда на мистера Франкенштейна было совершено нападение. Возможно, она видела нападавшего. Но она не может говорить, а мистер Уортли предупредил, что, если даже злодея и поймают, а затем предъявят ему обвинение в убийстве, не исключено, что суд признает его невиновным за недостатком улик.

— Да разве ж такое возможно! — воскликнула миссис Фрейзер. — Человек, все равно что дикий зверь, все время крутится вокруг дома мистера Франкенштейна. Миссис Франкенштейн убита, на самого мистера Франкенштейна совершено нападение… И как они смогут после всего этого объявить, что тот человек невиновен?

— Уортли знает, что такое суд, — сказал я. — Он говорит, что никогда нельзя предсказать, как поведут себя присяжные. Особенно в таком случае, как наш, когда нет никаких свидетелей, способных подтвердить, что этот человек действительно на кого-то напал.

— Если еще они его найдут, — язвительно заметила миссис Фрейзер.

— Если найдут… — согласился я.

— И все же, — вставила Корделия, — если мистер Уиллер сможет помочь мисс Клементи заговорить, у нас есть шанс, что она согласится дать показания о нападении на мистера Франкенштейна.

— Мне казалось, что совсем недавно ты говорила, будто больше не хочешь касаться этого дела, — сказал я с притворным замешательством.

— Я говорила это абсолютно искренне, — ответила Корделия. — Но ведь женщина может иметь два разных мнения одновременно. Где вам, мужчинам, это понять! Бедному мистеру Франкенштейну нужна помощь, и мы не можем ему в ней отказать. Надо действовать как можно скорее, пока мы еще не уехали в Ноттингем.