Люди не бывают добрыми, он это знал. Доброта проявляется только в том случае, если акт милосердия может принести им выгоду.
— Почему ты мне помогаешь?
Она бросила на него уничтожающий взгляд.
— Кто сказал, что я помогаю тебе?
Он вздернул бровь, многозначительно взглянув на её руку, вытирающую кровь.
Прежде чем ответить, она прочистила горло.
— Мне не нравится смотреть, как избивают людей, ясно?
— И почему же я этому не верю? А, постой, я знаю. Потому, что ты дочь самой большой стервы, которая когда-либо жила. Которая всю жизнь причиняет боль тем, кто встречается на ее пути.
— Ты можешь прекратить говорить об этом? — процедила Кэт сквозь зубы.
Как будто это могло его остановить.
— Она стерва.
— Не это, другую часть. Но лучше прекрати говорить и то, и другое, или мне придется посыпать эту рану солью.
— Почему? Разве ты не гордишься мамочкой?
Зеленые глаза Кэт встретились с его горящими глазами.
— Я люблю свою мать всеми фибрами души, и я могу убить или умереть за неё. Поэтому прекрати говорить о ней так, или я тебя убью!
Син замер, его посетила очень страшная мысль. Если Катра была дочерью Артемиды…
Он помнил, как Артемида толкнула его к своей кровати, когда в голове у него был туман от пойла. Она разорвала его одежду и опрокинула на матрас.
Артемиду считали девственницей.
Сина охватило ужасное чувство.
— О черт, ты моя дочь, да?
Кэт скривилась, как будто это была самая отвратительная мысль, которую только можно представить.
— Не льсти себе. Твои гены не могли породить меня.
Ладно. Она была красивой и высокой, выше Артемиды — это она легко могла унаследовать от него. Её кожа была темнее. Желудок Сина сжался.
— Тогда кто же твой отец, если не я?
— Это точно не твое дело.
— Это я, верно?
Она закатила глаза, затем пальцами соединила края раны.
— Мужчины и их эго! Поверь мне. Моя мать не захотела бы лечь с тобой в постель, даже если бы ты весь был облит шоколадной карамелью.
Так, а вот это действительно его задело.
— Прошу прощения? Хочу, чтобы ты знала: я чертовски хорош в постели. Мои навыки непревзойденны. Я был не только богом Луны. Я был шумерским богом плодородия. Ты ведь знаешь, что это означает?
— Ты сильно завидуешь пенисам других богов плодородия?
Он оттолкнул её руки и попытался встать, но снова упал.
— Не волнуйся, я не скажу другим богам о твоей маленькой проблеме с пенисом.
Она приводила его в смятение.
— Ты дочь своей матери.
— И я сказала тебе, чтобы ты перестал это говорить.
— Почему?
— Потому что никто не должен обо мне знать.
Он засмеялся, услышав злость в ее голосе.
— Они что, слепые? Ты выглядишь в точности как она.
— Нет. Я больше похожа на отца. У меня только глаза матери. Ты и сам это заметил.
Неудивительно.
— У тебя её голос.
Кэт нахмурилась.
— Правда?
— Да, акцент отличается, но интонация та же. Ты говоришь прямо как она.
Кэт встала на ноги и отошла от него, пораженная его открытием. Син был очень наблюдателен. И этим отличался от других. Опять же, в большинстве своем люди не были так внимательны; Кэт задумалась, заметил ли кто-нибудь еще сходство голосов. Если кто-то и заметил, то был достаточно благоразумен, чтобы хранить свои догадки при себе.
— Спасибо за помощь, — сказал Син, указывая на зажившую грудь, а затем восстановил рубашку с помощью своих сил. Он попытался перенестись из ее дома, но обнаружил, что не может.
— Что за…?
В ответ на его злобный взгляд Кэт лишь пожала плечами.
— Тебе придется остаться здесь.
— Дерьмо, — вырвалось у него.
— Нет, только не здесь, — сказала Кэт, указывая на чистый пол. Затем она прижала к груди сломанную руку. — Если ты покинешь это место — ты мертвец. Поверь мне. Как только ты произнес то, что запрещено, и моя мать вызвала Разрушителя, чтобы уничтожить тебя, был подписан твой смертный приговор.
Син прямо-таки источал ярость.
— Я не буду заложником. Ты поняла?
Его праведное негодование вызвало у нее усмешку.
— Отлично. И это я слышу от человека, который вырубил меня и спеленал, как мумию. Что, по твоему, это было?
— Это другое.
— Да, только потому, что я была жертвой. Хотя подожди, ты прав. Я делаю это для твоей защиты, а ты так поступил, чтобы убить меня. Может, я должна позволить тебе уйти? И поделом тебе.
— Тогда почему ты не делаешь этого?
Прежде чем ответить, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Злостью ничего не достигнешь — она знала это. Гнев втравил ее мать в такие переделки, что не выручила бы и команда рэйнджеров.
— Потому что я хочу знать правду о том, что случилось в ту ночь, когда ты ворвался на Олимп. Артемида сказала, что ты пытался её изнасиловать.
Он издал такой звук, как будто прикоснуться к Артемиде — худшая вещь, которую только можно вообразить.
— А что думаешь ты?
— Я не знаю. Не заметила в тебе ни одного морального принципа. Может, она права.
Он подошел и встал перед ней. Его глаза сверкнули золотом на свету, когда он с отвращением посмотрел на нее.
— Поверь, малышка. Мне никогда не требовалось принуждать женщину. Но давай представим, например, что все было так. Ты что думаешь, я настолько глуп, чтобы попытаться сделать это на Олимпе, под носом у других богов?
В его словах был смысл, но Кэт не собиралась показывать, что признает это.
— Ты самонадеянный. Ты мог это сделать.
— Да, — низким и зловещим тоном произнес Син, — самонадеянный, но не тупой.
— Тогда почему ты там был?
С непроницаемым видом он отошел от нее, оставив лишь догадываться, что он скрывает. Что-то произошло той ночью. Что-то, о чем он даже думать не хочет, — она это чувствовала.
— Ответь мне.
— Это не твое дело, — быстро ответил Син. — А сейчас, если ты меня извинишь…
Он направился к двери.
Кэт подняла руку и сжала кулак. Дверь мгновенно исчезла.
— Я не шутила. Ты не можешь уйти.