– Вы можете мне доверять, – сказала Мария, высунулась из двуколки, поцеловалась с Эстеллой, и они с Дигвидом проехали через туннель и въехали в теплую тихую красоту парка.
С той самой первой ночи Мария не ездила этим путем, и ей было очень интересно. При дневном свете он оказался совсем другим, но лужайки между деревьями все равно сохраняли таинственность, и ее бы не удивило, если бы она снова увидела маленькую белую лошадку, скачущую галопом по поляне. Но на этот раз она ничего не увидела, и перестав оглядываться, решила побеседовать с Дигвидом, потому что он был очень доволен поездкой на ярмарку и мечтал рассказать ей об этом. Он купил новую лопату и косу, десять новых мышеловок, бутылочку микстуры от кашля для самого себя, поросенка, канарейку в клетке, огромную мясную кость, коробку бисквитов, пучок редиски, бумажный кулек, полный леденцов, и другой, полный засахаренных орешков, тресковую голову и большой пакет табаку. Это было довольно шумное путешествие, потому что поросенок визжал, канарейка пела на самых верхних нотах, мышеловки гремели и стукались друг о дружку при каждом ухабе на дороге, а тресковая голова пахла так, что ее нельзя было не заметить. Но несмотря на тресковую голову, Мария наслаждалась путешествием, потому что Дигвид был добр и общителен и очень ей понравился.
Сэр Бенджамин и мисс Гелиотроп прогуливались вместе в саду, и Дигвид остановил двуколку, чтобы Мария могла спрыгнуть и присоединиться к ним. Когда она уже была внизу, он протянул ей кулек с засахаренными орешками.
– Для вас, маленькая госпожа, – застенчиво произнес он.
А затем с багровым от смущения лицом он протянул кулек с леденцами мисс Гелиотроп: – Для вас, мэм. Я знаю, вы любите мятные.
Табак он отдал сэру Бенджамину и отъехал быстрее, чем они смогли как следует поблагодарить его.
– Всегда привозит гостинцы из города, – рассмеялся сэр Бенджамин, когда все трое повернули к усадьбе. – Канарейка, я думаю, для Мармадьюка Алли. Мармадьюк обожает птиц, но из-за Захарии все его питомцы обречены на краткую жизнь.
Мисс Гелиотроп показалась Марии несколько взволнованной, и сэр Бенджамин объяснил, почему.
– Я пригласил мисс Гелиотроп немного прогуляться, чтобы успокоить нервы. Сегодня утром Мармадьюк решил познакомиться с ней. Вместо того, чтобы раздвинуть занавески и наполнить кувшин для умывания горячей водой в обычной бесшумной манере, которая не разбудит самого чувствительного спящего, он немножко пошумел, и она проснулась и увидела его.
– Это был шок, – заохала бедная мисс Гелиотроп, – страшный шок. Ни один мужчина, за исключением моего отца, конечно, не переступал порог моей спальни.
– Мармадьюк Алли почти совсем не мужчина, мисс Гелиотроп, – успокоил ее сэр Бенджамин. – Он – ну – Мармадьюк Алли, и это огромный комплимент вам, потому что он так не любит женский пол, что в его обычае бежать женщин, как чумы.
– Теперь вы поняли, мисс Гелиотроп, кто так прекрасно делает всю работу по дому, – сказала Мария.
– Теперь-то я знаю, – сказала мисс Гелиотроп, начиная понемногу улыбаться. – Никогда не верила, что такой маленький и почтенный – ну – я должна сказать джентльмен за отсутствием лучшего слова – может оказаться такой хорошей хозяйкой.
– Тем не менее вы испытали шок, – сказал сэр Бенджамин сочувственно. – Мне кажется, вам будет полезна небольшая прогулка после обеда. Надеюсь, что до вечера не будет дождя. Вы с Марией могли бы поехать в коляске, запряженной пони. Это специальная дамская коляска, но ею не пользовались двадцать лет. Но Дигвид вычистил ее.
– Мне должно это понравиться, – любезно согласилась мисс Гелиотроп.
– Сэр, – восторженно закричала Мария, – можно мы поедем на Райский Холм?
– Конечно, – ответил сэр Бенджамин.
Они были уже возле дома, и пока сэр Бенджамин и мисс Гелиотроп задержались, чтобы еще раз взглянуть на сад, Мария вбежала в залу. Там были звери, все четверо – Рольв, Захария, Виггинс и зайчиха Тишайка – они расположились у огня, наслаждаясь каждый тем подарком, который Дигвид привез им из города – Рольв – огромной костью, Захария – тресковой головой, Виггинс – бисквитами, а Тишайка – редиской. Они сгрудились вокруг нее, перебирая лапами, виляя хвостами, шевеля ушами в дружеском приветствии, и она ласково потрепала их пушистые головы. Все было такое домашнее и дружелюбное, что Мария поняла – время знакомства с Лунной Усадьбой прошло, и теперь она сидит тут крепко, как бриллиант в оправе. Она еще сильнее почувствовала это, когда отворилась кухонная дверь и в проеме показалось розовое бородатое лицо Мармадьюка с широченной усмешкой, концы которой прятались где-то за ушами.
– Спорю, вы окажете мне честь, госпожа, взойдя на сцену моей кулинарной лаборатории, – сказал он скрипучим голосом. – Через кота Захарию мы получили информацию, что вы были приглашены на завтрак в дом его преподобия, викария Сильвердью, но по моему прошлому опыту у меня сформировалось неблагоприятное мнение о способе ведения хозяйства у его преподобия, и я возьму на себя смелость предположить, что трапеза, к которой Вы присоединились, состояла ни из чего иного, как из холодных закусок. Окажите ли вы мне честь, войдя внутрь?
Мария вошла и увидела, что кухонный стол покрыт белой скатертью, а на ней стоит блюдо с облитым розовой глазурью пирогом, кружка.
пенящегося молока и маленькая серебряная тарелочка, полная засахаренных вишен. Пока она уминала сладкий пирог, заедала его вишнями и с наслаждением, длинными глотками, пила молоко, Мармадьюк стоял на табуретке и вешал на окно клетку с канарейкой, а пока он прилаживал клетку, он не переставал улыбаться ей, а один раз даже подмигнул левым глазом. Она поняла, что он очень, очень доволен ею, как будто знал и высоко оценил то решение, которое она приняла в гостиной Старого Пастора, пока тот рассказывал ей о прошлом ее рода.
– Мармадьюк Алли, – осмелилась она обратиться к нему с вопросом, такой он был сияющий и дружелюбный, – но как Захария передал послание Старого Пастора?
– Сообщения, которые Захария предназначает для обнаружения, он пишет правой лапой на пепле. Захария – необычайно одаренный кот. Во времена фараонов, в древнем Египте, его предков, как он мне рассказывал, обожествляли, и в его венах, как он мне рассказывал, течет голубая кровь. Это последнее утверждение у меня была возможность проверить, когда однажды он к несчастью поранил нос о нож для резки мяса, пока готовилась его воскресная порция, состоящая из легких и грудинки. Кровь, которая потекла из раны, была голубая, как лесной колокольчик.
Мария поставила свой стакан молока и устремилась к очагу, чтобы посмотреть на пепел. Он был разглажен, наверно кончиком длинного хвоста, и испещрен маленькими рисунками, похожими на египетские иероглифы. Первым шел контур скрипки, за ним полумесяц, потом оба вместе, объединенные кружком. На следующем маленьком рисунке была церковь и кофейник. Мария восхищенно улыбнулась. Она поняла, что скрипка – это Старый Пастор, полумесяц – она сама, потом они вместе, направляющиеся в церковь и завтракать.