– Я расскажу тебе, как, – сказал Старый Пастор. – Приходи в церковь завтра рано утром, в тот час, когда там. играют дети, и ты, и я, и дети вместе пойдем на Райский Холм и отдадим его Богу. Но тебе нужно сделать еще одну вещь, Мария, и сделать ее сегодня вечером.
– Какую?
– Сэр Бенджамин получает много денег от продажи шерсти, которую состригают с овец, пасущихся на Райском Холме, но если завтра утром этот холм вернут Богу, шерсть станет
Божьей, а не сэра Бенджамина. Ты должна объяснить ему это.
Мария посмотрела на него в некотором сомнении. – А не можете ли вы ему это объяснить? – спросила она. – Не пойдете ли вы сейчас со мной?
– Я не могу, – твердо ответил Старый Пастор. – Я буду очень занят весь остаток вечера. Теперь лучше беги домой, Мария, потому что становится темно, а тебе не стоит одной бегать по парку в темноте.
Мария тут же встала. Ей совсем этого не хотелось. Быть одной в темноте – это из тех же удовольствий, что увидеть Людей из Темного Леса. Когда Старый Пастор запер за ней дверь, и она увидела насколько стало темнее с того времени, как она вошла в дом, она на самом деле немножко испугалась. – Он мог бы пойти со мной, – подумала она. – Он мог бы пойти со мной, чтобы за мной присмотреть… И что это за тень там, за воротами? Один из НИХ?
Она даже слегка вскрикнула от страха, но этот крик тут же сменился криком радости, так как предполагаемый ОН завилял хвостом, и она увидела, что эта тень – Рольв. Она пошла по садовой тропинке, обняла его голову, и с удивлением вспомнила, что когда-то боялась его. Потом они вместе прошли по деревенской улице и через поломанные ворота вышли в парк.
Эту прогулку через парк с Рольвом Мария никогда не забывала. Было уже совсем темно, и если бы она была одна, она бы ужасно боялась, но с Рольвом, идущим рядом, воплощением храбрости и силы, она чувствовала себя в безопасности, как дома. Она шла медленно, погрузив пальцы в его пушистую гриву, нюхая сладкие запахи мокрой земли, цветов и мха, поднимая голову, чтобы посмотреть на первые зажигающиеся созвездия в небе над верхушками деревьев.
После грозы было так тихо, что можно было за милю услышать собачий лай и щебет птиц, собирающихся укладываться спать. С обоих сторон от нее были тенистые лужайки, но на этот раз они не рождали чувство ожидания, а только мысль о том, как они прекрасны. Сегодня она не ждала маленькую белую лошадку, потому что она слишком часто искала ее и не находила. Иногда она даже сомневалась, видела ли она ее, или в ту первую ночь это были только случайные лунные блики.
Нет, это случилось не потому, что она увидела, как прекрасен был этот путь домой. Это случилось благодаря Рольву. С того вечера, казалось, какая-то новая и очень сильная связь установилась между ними. Она подумала, что он доволен тем, что они с Робином решили сделать. Он хотел, чтобы она добилась успеха, а не потерпела поражение, как другие Лунные Девы. Он не хотел, чтобы она покидала Лунную Усадьбу. Может быть, он не хотел покидать ее сам? Похоже, что этот коричневый пес всегда возвращался в сосновый бор, когда Лунная Дева ссорилась со своим возлюбленным. Он был образцом лучших качеств мужчин Усадьбы – сильный и храбрый, любящий, заботливый и рыжеватый – и потому, когда Лунная Дева расставалась со своим любимым, она расставалась и с коричневым псом.
А маленькая белая лошадка, внезапно подумала Мария, воплощала свойства Лунных Дев – белоснежную красоту, сверкающую чистоту и непреклонную гордость. Только коричневый пес и маленькая белая лошадка были тем совершенством, которого не достиг ни один солнечный и лунный Мерривезер… Они были идеалом… Благодаря этим мыслям, пришедшим ей в голову, и тому, что Рольв был так доволен ей, Мария наслаждалась дорогой домой.
Так было до того самого момента, когда они приблизились к усадьбе, и она увидела, что ее окно в башне светится, как будто кто-то зажег там свет, чтобы указать ей путь домой. Тогда она внезапно подумала, что сэр Бенджамин и мисс Гелиотроп могут ужасно беспокоиться о ней. Ей стало страшно стыдно, что она даже не вспомнила о них за все это время.
– Поторопись, Рольв, – сказала она, толкая его в загривок. – Быстрее! Быстрее!
Но Рольв отказался торопиться и взглянул на нее успокаивающим взглядом… Он знал, что они не волнуются.
Когда они достигли освещенной залы, зрелище, которое представляли собой сэр Бенджамин и мисс Гелиотроп, сидящие за столом перед огнем в окружении свиных отбивных с луком, печеных яблок со сладким кремом, с Виггинсом и Тишайкой, уплетающими хлеб с молоком из мисок, стоящих у камина, могло говорить обо всем, кроме волнения.
– Добралась домой, – сказал сэр Бенджамин, таким тоном, как будто он не сомневался, что так и будет. Она заметила, что на нем белый жилет, расшитый желтыми розами и лиловыми гвоздиками, и рубиновое кольцо. Люди не надевают парадную одежду, когда они беспокоятся.
– Ты поздно, дорогая, – сказала мисс Гелиотроп, но тоже как-то мимоходом.
Несмотря на грандиозный чай, который был у Эстеллы, она поняла, что мерривезеровский аппетит ее не подвел, и с сожалением заметила, что сэр Бенджамин настолько сосредоточен на свинине с луком, что ей уже и сосредотачиваться не на чем, а мисс Гелиотроп, опустошившая целое.блюдо печеных яблок со сладким кремом, в этот вечер по всей видимости не страдала от плохого пищеварения. Но ей не стоило волноваться, потому что кухонная дверь со скрипом отворилась, и в проеме одна над другой появились головы Мармадькжа Алли и кота Захарии.
– Не соизволят ли молодая госпожа и пес Рольв еще раз войти в мое смиренное жилище, где они найдут два скромных ужина, специально приготовленных для того, чтобы удовлетворить глубинное стремление высокорожденной молодой леди и ее верного телохранителя из породы псовых, – сказал Мармадьюк.
Мария и Рольв с поспешностью соизволили. Кухня, освещенная пламенем огромного очага, выглядела очень уютно. Еще не съеденная Захарией канарейка заливалась на окне. На столе на серебряном блюде лежал жареный голубь в яблочной подливке и кувшин со сливками. На полу была огромная баранья кость. Рольв занялся ею без промедления, но Мария, хотя ее ужин пах так великолепно, что у нее нос сморщился, как у кролика, сначала подошла к широкому камину и посмотрела на пепел.
Да, там была другая серия рисунков. Первым шло изображение Тишайки, хромающей на трех лапках, с ушами, прижатыми к голове, что означало быстрый бег, потом снова контур полумесяца – она сама, а затем контур маленького квадратного приземистого домика, такого, какой рисуют маленькие дети.
Мария громко рассмеялась от удовольствия. Тишайка принесла известие, а Захария записал его на камине. – Тишайка говорит, что Мария в безопасности, как дома.
Захария ходил вокруг нее кругами, его хвост как всегда был втрое сложен на спине, он терся об ее юбку и мурлыкал, мурлыкал, мурлыкал.
Но находка рисунков на камине не была ее последней сегодняшней находкой. Марию ждало еще кое-что.