— Не хочу в тюрьму, — плакала Харриет, вцепившись в окно кареты. — Меня же там сожрут заживо! Я же еще маленькая! Я заразу подцеплю! И если я умру, то прокляну вас на веки вечные!
Он разразился бранью, хотя и вполголоса.
— Черт возьми, хватит выламывать окна в карете! Люди решат, что ты совсем свихнулась.
— Я точно свихнусь, если меня засадят за решетку.
— Ты не сядешь в тюрьму.
— Будь проклят тот день… Что? Он шумно вздохнул.
— Тебя отправят в частную школу.
Харриет выпрямилась и посмотрела на детектива:
— Работать горничной? И кто же такой глупый, что доверяет мне свои серебряные сервизы?
— Твой попечитель — один из клана Боскаслов. Не думаю, что в трущобах его имя известнее, чем имя Свирепого Джека Гарднера.
Харриет села поудобнее, ей стало интересно.
— И что же им надо от такой, как я?
— Лишь дьяволу известны причины, по которым этот самый человек из клана решил, что его моральный долг — предложить тебе шанс исправиться и зажить честной жизнью. Предупреждаю тебя, Харриет, другой такой возможности у тебя больше не будет.
Он оказался прав.
Но что ему было нужно от нее сейчас?
Неужели кто-то из ее братьев попался на тяжком уголовном правонарушении? О Господи, нет конца злоключениям.
Манера, с которой он представился леди Паулис и герцогу, еще больше подтвердила ее опасения.
— Добрый вечер, мисс Гарднер. Рад застать вас в добром здравии.
Харриет почувствовала на плече руку Гриффина. Ей сразу стало легче, она вспомнила, что сейчас за ее спиной стоит сильный покровитель.
— Полагаю, нашим гостям стоит обсудить со мной наедине причину их визита, — сказал он напряженным голосом. — Дамам ни к чему расстраиваться.
— Они должны присутствовать, Гриф, — сказал лорд Хит, качая головой.
Гриффин медленно снял плащ.
— Что ж, хорошо.
* * *
Гриффин предложил херес, когда все расселись в гостиной на втором этаже. Бокал взяла только тетушка Примроуз. Ее кожа приняла сероватый оттенок, и Гриффин был благодарен Харриет, что она села рядом с Примроуз на голубую шелковую тахту.
Лорд Хит не стал смягчать слова:
— Ваша племянница исчезла из академии сегодня после концерта, на котором присутствовало совсем немного гостей.
Гриффин со вздохом облегчения опустился в кресло.
— И это все? Вы не представляете, сколько раз она сбегала и сколько хлопот доставила всем своим родственникам.
— Полагаю, Шарлотта и другие воспитательницы академии обыскали сад? — спросила леди Паулис, передавая Харриет пустой бокал, чтобы та наполнила его снова. — Это чадо сведет меня в могилу раньше времени.
— Тогда, возможно, это лишь чья-то шутка, — сказал сэр Дэниел, передавая Гриффину сложенное письмо. — Это просунули под двери академии через час после того, как одна из учениц обнаружила пропажу мисс Эдлин. Ваша светлость, не получали ли вы подобного послания?
Леди Паулис вздохнула:
— Учитывая, сколько писем остается без внимания в этом доме, его могли просто не заметить. Что она пишет, на сей раз?
Гриффин медленно покачал головой:
— Оно вовсе не от Эдлин. Это требование выкупа в размере тридцати тысяч фунтов стерлингов за ее возвращение.
— Могу я взглянуть? — спросила Харриет. — Я знаю почерк каждой девочки в академии. — Но, прочитав письмо, она лишь покачала головой. Ей стало страшно. — Почерк мне незнаком.
— Она не упоминала, что познакомилась с кем-нибудь на танцах или еще где-то? — спросил сэр Дэниел.
— Мне она ничего не говорила, — сказал Гриффин с задумчивым выражением лица. — С другой стороны, вынужден признать, я последний человек, с кем она станет делиться такими подробностями своей жизни.
Лорд Хит взглянул на него:
— Последний раз ее видели в платье сизо-серого цвета, с открытыми плечами. Волосы были забраны черным бархатным ободком.
Харриет нахмурилась:
— А на ободке посередине лунный камень.
— Он принадлежал ее матери, — тихо сказала леди Паулис. — Она верила, что он защитит ее от невзгод.
— Ах, Бога ради, — воскликнул Гриффин, — только не говорите мне, что вы верите в эту чепуху! Она купила этот ободок год назад на ярмарке у цыгана, чтобы тот погадал ей на будущее. Этот цыган и сказал ей, что камень принадлежал матери Эдлин.
— Какой ты злой, — прошептала леди Паулис. Гриффин пришел в бешенство:
— А мне кажется, что еще злее поддерживать девочку в ее заблуждении. Ее мать ни разу не пришла к дочери за все это время, мы вообще не знаем, кто она такая.
Мой брат так и не назвал ее имя. Если бы этой женщине было не наплевать на дочь, она бы связалась с Эдлин за прошедшие девять лет.
— Быть может, она не в состоянии найти нас, — сказала леди Паулис, идя на попятную.
Гриффин тоже смягчил тон:
— Замок Гленморган стоит на одном и том же месте уже несколько столетий. Как можно заявлять, что человек, оставивший ребенка на его пороге, забыл к нему дорогу?
— Мать могла заболеть, — сказала леди Паулис. — А возможно и так, что Лайам согрешил с женщиной, которую… впрочем, это не первый раз в роду.
Примроуз готова была вот-вот расплакаться. Сэр Дэниел бросил взгляд на Гриффина:
— Возможно, нам стоит учитывать при расследовании вопрос с матерью Эдлин.
— Что за человек способен похитить молодую девушку? — воскликнула в сердцах леди Паулис, промокнув глаза платком, услужливо предложенным Харриет.
Харриет обняла Примроуз за плечи:
— Мы найдем ее, я обещаю. Прошу вас, не плачьте. Я знаю Лондон как свои пять пальцев, я знаю такие места, о существовании которых большинство горожан и не подозревает вовсе.
— И в которые вы не пойдете, — сказал Гриффин, строго глядя на сэра Дэниела. — Что вы хотите от нас? Что нам надлежит делать? С чего начать? Я чувствую потребность в действии, разговорами здесь не помочь.
— Ваша светлость, расследование уже начато. В настоящее время я бы хотел задать вам вопросы, на которые возможно, вы не сможете дать мне немедленные ответы. Никогда не помешает вернуться туда, куда вы водили Эдлин. Представьте, что вы актеры и играете роль. Не исключено, что это поможет вам вспомнить что-нибудь или кого-нибудь, с кем девушка могла подружиться.
Гриффин встал. Ему было явно недостаточно отвечать, на чертовы вопросы. Он должен принять участие в расследовании. Он дядя Эдлин, он, в конце концов, ее опекун. И пусть они никогда не говорили этого друг другу, они не могли друг друга потерять. Она стала для него угрюмой феей с того самого дня, когда он таскал ее по замку на плечах и позволил ей покачаться на чугунной люстре.