Юля на какой-то миг ощутила, что сжимает в руках теплое дерево Арфы, а потом это ощущение исчезло.
– А где она? – удивилась Юля. – Где она хранится?
– Я хранила ее в своей душе, – открылась Анна Николаевна. – Теперь хранишь ты – в своей.
– Да. – Юля словно прислушивалась к новым ощущениям. – Я это чувствую. Как странно! Голова кружится…
– С чего бы это? – встревожилась Анна Николаевна. – Юля, ты, видимо, переутомилась. Приляг, отдохни.
– Да, пожалуй, – сказала Юля. – Анна Николаевна, а можно, я в саду подремлю, в гамаке? Дома душно.
– Конечно.
И Юля отправилась в сад. Недавние рыдания всё еще бушевали в душе, но в то же время девушка ощущала странное спокойствие, накатывающее на нее как морской прилив.
Юля сорвала цветок душистого табака и так и уснула в гамаке с никнущим цветком в руках.
И снова ей снился странный сон. В этом сне в сад, к гамаку, пришел Сидор Акашкин и заговорил гнусаво и противно:
– Юленька, дорогая, у меня к вам важное дело. Ну просто чрезвычайной важности!
– Какое дело?
– Из достоверных источников, ква-а, я узнал, что вы поэтесса. Очень хорошая поэтесса.
– Ну допустим… И что?
– Юленька, я гибну, – говорит Сидор Акашкин и разражается жалобным кваканьем. – Понадеялся на местных поэтов, а они не сочинили ничего достойного. Вся надежда теперь на вас.
– Да что я должна делать? – воскликнула Юля.
– Сочините оду. Оду городу. Что-нибудь хвалебное, красивое. Мы ее быстренько на музыку положим, и хор умертвий ее споет на празднике. Как гимн, как торжественную кантату!
– Да я не умею сочинять оды!
– Юленька, постарайтесь, а? – не слышит ее Акашкин, и Юлю это злит.
– Нет, не постараюсь! – резко бросает она. – Еще чего выдумали!
И тут происходит с Акашкиным нечто странное. По журналисту пробегает дрожь, потом он принимается корчиться, а потом…
Тело Акашкина падает на песок. А перед Юлей стоит совершенно голый мужчина, если не считать того, что он с головы до пят покрыт замысловатыми татуировками.
– Вот и встретились, – без смущения говорит сей джентльмен Юле, не делая даже попытки прикрыться лопушком.
– Кто вы такой? – перепуганно спрашивает Юля, чувствуя, что от ее щек можно прикуривать. Всё-таки голый мужчина – не то зрелище, которое она привыкла созерцать повседневно.
– Что мне в тебе нравится, детка, – говорит мужчина фамильярно, – так это то, что ты умеешь всегда задать самый нужный вопрос. Ты этим талантом с детства отличалась. Кто я? Позволь представиться: бог.
– Бог?
– Бог, бог. Бог заброшенных дорог и забытых перекрестков. Не слыхала про такого?
– Слыхала, – встает из гамака Юля. – Меня хотели принести тебе в жертву.
– Да, было дело, – смеется бог заброшенных дорог. – Жаль, не вышло. Я такой силой наливаюсь, когда мне в жертву приносят кровь молоденькой девственницы, ты не представляешь!
– И что тебе от меня нужно теперь, бог? – хмурится Юля. – Учти, я не собираюсь приноситься тебе в жертву! Ни сейчас, ни когда-либо еще!
– Да мне и не надо, – отмахивается божество. – У меня теперь другая идея. Ты, Юля, не хочешь ли стать моей верховной жрицей? Погоди, не отвечай. Я тебе сначала обрисую всю выгоду этой должности. У тебя в руках будет огромная власть. Огромная. Ты сможешь повелевать людьми, да что людьми, ты сможешь повелевать ангелами и демонами. Поверь, им придется тебе подчиниться! Кроме власти я подарю тебе массу самых разных талантов, но, впрочем, и это неважно. Главное – послушай это внимательно, – главное то, что ты сможешь возвращать к жизни тех, кого заблагорассудится. Например, своих родителей… Ведь тебе хотелось бы, чтобы они были живы?
– Хотелось бы, – бледнеет Юля. – Но не такой ценой.
– А что ты знаешь про цену, детка? Я еще ничего не говорил про цену.
– Так скажи. Чего ты хочешь от меня?
– Твою душу, естественно. И то, что душу наполняет, – твой дух. К тому же теперь ты в душе хранишь волшебную вещицу, Арфу. Это мило. Я не сторонник волшебных вещей, но Арфа и мне может пригодиться.
– Нет, – говорит Юля. – Поищи себе верховную жрицу где-нибудь еще.
– Жаль, – говорит бог заброшенных дорог. – Ты просто идеальная кандидатура. Что ж, тогда познакомься с ним.
– С кем?
– С человеком, который убьет тебя. Он стоит рядом.
– Я всегда нахожусь рядом с ней. – Из пустоты выходит странное существо, лишь отдаленно напоминающее человека. Глаза существа горят алчным огнем, на алой хламиде, в которую он облачен, нарисованы странные знаки. – С тех пор как я убил ее родителей, я смотрю, как она растет, и жду нашего последнего сражения.
– А ты кто? – спрашивает у существа Юля.
– У меня много имен, – откликается существо. – Но одно из них ты слышала совсем недавно. Варахиль. Я маг, маг, которому нужна твоя смерть.
– Слишком многим почему-то нужна моя смерть! – кричит Юля. – Не надейтесь! Не получите! Я буду жить!
– А это мы еще посмотрим, – говорит маг. – Встретимся в Толедо.
Он исчезает, оставляя после себя запах горелой листвы.
– Что ж, – говорит бог заброшенных дорог. – Маг тоже глуп. Незачем ждать какого-то Толедо. Я убью тебя прямо сейчас.
И его железные руки смыкаются на Юлином горле.
Она не может ни дышать, ни кричать, она только пытается освободиться от его хватки. Весь мир исчез куда-то, весь мир предал Юлю, не оставив ей шанса на спасение…
Но вдруг хватка слабеет. Юля с хрипом вдыхает такой благословенный воздух и видит, что бог заброшенных дорог отступил от нее. Потому что с нею опять – Безымянная Ведьма и Теодитор.
– Уходи, – говорит Теодитор богу заброшенных дорог. – В ней нет ничего, что было бы твоим.
– Ты уверен? – цедит бог заброшенных дорог.
– Даю слово, – говорит Теодитор.
– Она же ведьма? Зачем тебе, борцу с колдовством, защищать ее?!
– Прежде всего она человек, – говорит Теодитор. – А об остальном пусть судит Тот, у Кого есть право судить. У тебя этого права нет. Уходи.
– Уходи, – повторяет за Теодитором Безымянная Ведьма. – Я клянусь тебе именами всех замученных ведьм: я не отдам тебе эту девушку, проклятая нечисть!
Она вскидывает руки, и в безымянного бога сыплются молнии. Он хохочет, но это какой-то растерянный смех, смех побежденного.
– Я не прощаюсь! – восклицает бог заброшенных дорог и вселяется в лежащее, словно сломанная кукла, тело журналиста Акашкина. – Мы еще посмотрим, кто кого!