В долине реки Уайт-Сэлмон-ривер пенные воды по-прежнему проносятся мимо высокой серой башни. В кронах деревьев шумит ветер, а на ветки садятся птицы. Даже если здесь и прокатится лесной пожар, каменная кладка все равно выстоит.
Вот только Боб Нипполт покинет это место.
Пока что все эти три замка остаются недостроенными.
— Если все захотят спрыгнуть с обрыва вниз, — имел обыкновение спрашивать меня отец, — ты тоже прыгнешь?
Это было несколько лет назад. В то лето, когда в Сакраменто пума убила какого-то любителя бега трусцой. В лето, когда мой врач отказался выписать мне рецепт на стероиды-анаболики.
В местном супермаркете предлагалась акция: если приносишь чеков на пятьдесят баксов, то можешь купить за четвертак дюжину яиц. Мои друзья Билл и Эд обычно стояли на автостоянке и клянчили у людей такие чеки. Эд и Билл, они съедали упаковки замороженного яичного белка. Такие десятифунтовые упаковки они покупали на мелкооптовых базах, снабжавших булочные. Яичный белок — самый легкоусвояемый вид протеина.
Эд и Бил частенько отправлялись в путешествия до Сан-Диего, затем пешком переходили границу в Тихуане вместе с другими гринго, которые совершали однодневные поездки в Мексику для покупки стероидов, своего любимого «дианобола», и контрабандой провозили его в Штаты.
Это, видимо, было то самое лето, когда у Администрации по контролю за применением законов о наркотиках имелись дела поважнее.
Эд и Билл — не настоящие их имена.
Мы мотались по всей Калифорнии и заехали в Сакраменто, чтобы навестить друзей, но тех не оказалось дома. Мы прождали весь день, сидя возле бассейна. У Эда отросли выцветшие волосы, стриженные под «ежик», поэтому он попросил меня побрить ему голову.
В те дни в окрестностях Сакраменто продолжала свирепствовать пума. Это была загородная местность, вернее, не совсем. Пустошь, поделенная на мини-участки площадью два с половиной акра. И где-то рядом, среди бассейнов и газонов, бродила пума-самка с детенышами.
То был не отпуск, а скорее странствия, когда мы колесили по Западному побережью от одной качалки до другой. По пути мы покупали банки консервированного тунца, съедали содержимое дочиста и бросали пустые жестянки на заднее сиденье машины. Потом запивали их диетической газировкой и катили дальше по Интерстейт-5.
Эд и Билл вкалывали себе полные шприцы Д-болла, я же предпочитал другое. Аргинин, орнитин, смилакс, инозин, Ди-Эйч-И-Эй, селен, хром, вытяжку из яичек новозеландского барана, ванадил, экстракт орхидеи… В качалке, пока мои друзья выжимали железо, в три раза превышающее их собственный вес, накачивая мышцы, отчего их одежда трещала по швам, я зависал поблизости от их гигантских локтей.
— Знаете, ребята, — обычно говорил я, — я, пожалуй, наберу себе массу вытяжкой из коры йохимбе.
Да, то самое лето.
Единственная причина, почему они позволяли мне болтаться рядом, заключалась в том, что я с ними резко контрастировал.
Старая как мир стратегия — выбрать подружку невесты поуродливей, чтобы некрасивая невеста казалась красавицей.
Зеркала для бодибилдинга — это как метадон. Обязательно нужна реальная публика. Есть даже шутка такая: сколько «качков» нужно для того, чтобы вкрутить электрическую лампочку?
Ответ: три. Один вкручивает, два других говорят: «Да, чувак, ты просто классно смотришься!»
Да, такая вот шутка. Но на самом деле это вовсе не шутка.
На обратном пути из Мексики мы снова заехали в Сакраменто к знакомым, которых в первый раз не застали дома. Они устраивали пикнике барбекю для каких-то своих друзей, которые вернулись из поездки в пустыню.
Как нам объяснили, это было своеобразное паломничество, когда всех по очереди отправляли бродить в пустыню в поисках духовного откровения. Подгорало жарившееся на газу мясо, темнота озарялась огоньками самокруток-косячков. Один из гостей стоял, сжимая обеими руками что-то, похожее на высохшую бейсбольную биту. Это был высушенный скелет мертвого кактуса, который он обнаружил во время своих духовных исканий. Но для него он был чем-то большим, чем обыкновенный кактус.
— Я понял, — произнес он, — что этот кактус — я сам. Это символ моей мужественности, твердый и шершавый снаружи, но в то же время пустой и ощетинившийся колючками.
Домой он полетел на самолете и всю дорогу держал кактус у себя на коленях.
Присутствующие закрыли глаза и покивали головами. Все, кроме моих друзей. Вместо того чтобы последовать примеру гостей, они отвернулись в сторону и изо всех сил стиснули зубы, чтобы не расхохотаться. Они стояли, скрестив могучие руки на груди, и незаметно толкали друг друга локтями. Они сказали, что хотят прогуляться, чтобы посмотреть какую-то знаменитую скалу.
Хозяйка остановила нас возле самых ворот и сказала:
— Не ходите! Не надо!
Она держала в руках переносной холодильник для вина и, всматриваясь в темноту, где вспыхивали огоньки самокруток, и избегая смотреть нам в глаза, сообщила, что где-то по соседству бродит пума. Пума совсем недавно побывала возле их бассейна, говорит хозяйка и показывает нам клочок знакомых светлых волос Эда, зацепившийся за кусты.
В тот год повсюду, где мы проезжали, были заборы — прочерченные границы между земельными участками — и таблички с именами владельцев.
Эд качался еще пару лет — до тех пор, пока у него не возникли серьезные проблемы с коленными чашечками. Билл качался до тех пор, пока у него не сместился позвоночный диск.
Только в прошлом году, когда умер мой отец, мой врач наконец зашел к нам. Я существенно потерял в весе и продолжал терять его, пока врач не вытащил блокнот для выписывания рецептов и не сказал:
— Попробуйте тридцать дней принимать анадрол.
Вот так я тоже «спрыгнул в пропасть». Люди с интересом смотрели на меня и спрашивали, что со мной произошло. Мои руки округлились, но не слишком сильно. Впрочем, мне было достаточно не размеров, а нового ощущения. Изменилась осанка, развернулись плечи.
Если верить вкладышу, лежавшему в упаковке, анадрол (оксиметолон) это стероид-анаболик, синтетическое производное тестостерона. К числу побочных действий относились атрофия яичек, импотенция, хронический приапизм, ослабление или усиление либидо, бессонница, выпадение волос. Сто таблеток стоили тысячу сто долларов. Медицинская страховка не гарантировала покрытие затрат на лечение при возможных последствиях приема этого средства.
Но ощущение. Глаза выкатываются из орбит и настороженно смотрят на мир. Подобно тому, как беременность придает женщинам какой-то особый облик, какое-то мягкое и нежное свечение, делающее их еще более женственными, анадрол придает более мужественный вид. Что касается безумного приапизма, то это было лишь в первые две недели. Ты весь становишься исключительно тем самым хозяйством, которое находится у тебя между ног. Все это сильно напоминает старинные иллюстрации к «Алисе в Стране Чудес» в том месте, где героиня книги съела пирожок с надписью «съешь меня» и стала расти до тех пор, пока ее рука не высунулась из входной двери — за исключением того, что торчит отнюдь не рука, а ношение спортивных шорт исключается категорически. Когда пошла третья неделя, приапизм пошел на убыль или, как мне показалось, распространился на все мое тело. Поднятие тяжестей вызывает более приятные ощущения, чем секс. Тренировка становится чем-то вроде оргии. Начинаешь испытывать оргазмы один за другим — судорожные, стремительные, жаркие — в дельтовидных мышцах, косых, трицепсах. Напрочь забываешь о старом ленивце пенисе. Да кому он нужен? В своем роде это покой, побег от секса. Отпуск от мучительного либидо. Можно встретить потрясающую женщину и подумать, «фу-у-у-у-у-у!», тогда как еще одна порция омлета или комплекс приседаний представляется тебе верхом блаженства.