Я спрашиваю о друге ее брата, или любовнике, или вдовце, собирается ли она с ним встретиться на следующей неделе, как обещала?
«Я не знаю, — говорит она. Возможно. Я встречусь с уродом на следующей неделе, если ты сделаешь кое-что для меня прямо сейчас».
Но помни, говорю я ей. У тебя есть шанс внести разнообразие в чье-то одиночество. Это превосходный шанс дать любовь и поддержку мужчине, который отчаянно нуждается в твоей любви.
«Да пошла бы эта любовь, — говорит она, и ее голос понижается, становится похож на мой. — Скажи что-нибудь, чтобы я оторвалась».
Я не понимаю, что она имеет в виду.
«Ты знаешь, что я имею в виду,» — говорит она.
Бытие, Глава Третья, Стих Двенадцатый:
«… жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел».
Слушай, говорю я. Я здесь не один. Вокруг меня заботливые добровольцы, тратящие свое время.
«Сделай это, — говорит она. — Оближи мои сиськи».
Я говорю, что она злоупотребляет моей по-настоящему заботливой природой. Я говорю ей, что повешу трубку прямо сейчас.
Она говорит: «Целуй все мое тело».
Я говорю: Я вешаю трубку.
«Жестче, — говорит она. — Делай это жестче. О, жестче, дай мне оторваться, — она смеется и говорит, — Лижи меня. Лижи меня. Лижи меня. Лижи. Меня».
Я говорю: Я вешаю трубку. Но я этого не делаю.
Фертилити говорит: «Ты знаешь, что хочешь меня. Скажи, что бы ты хотел, чтобы я сделала. Ты знаешь, что ты хочешь. Скажи, чтобы я сделала что-то ужасное».
И пока я вешаю трубку, Фертилити Холлис прерывисто и с завываниями стонет, словно порно-королева в момент оргазма.
Я повесил трубку.
Первое к Тимофею, Глава Пятая, Стих Пятнадцатый:
«Ибо некоторые уже совратились вслед сатаны».
Я чувствую себя использованной дешевкой, грязной и оскорбленной. Грязной, использованной и выброшенной.
Телефон звонит. Это она. Это должна быть она, поэтому я не снимаю трубку.
Телефон звонит всю ночь, а я сижу, чувствуя себя обманутым, и не смею ответить.
Около десяти лет назад я впервые пообщался один на один с социальной работницей. Это живой человек, у нее есть имя и офис, и я не хочу, чтобы у нее были проблемы. У нее куча своих собственных проблем. Она получила диплом специалиста по социальной работе. Ей тридцать пять лет, и она не может завести себе бойфренда. Десять лет назад ей было двадцать пять, она только что закончила колледж и задолбалась собирать всех клиентов, переданных ей в рамках новенькой федеральной Программы Удерживания Уцелевших.
Случилось так, что к двери дома, в котором я тогда работал, подошел полицейский. Десять лет назад мне было двадцать три, и это было мое первое и единственное место работы, потому что я все еще работал на износ. Я не знал ничего лучшего. Газон вокруг дома всегда был влажным и темно-зеленым, ровно подстриженным, и казался таким мягким и идеальным, будто зеленая норковая шуба. Внутри дома ничего и никогда не выглядело обесцененным. Когда тебе двадцать три, тебе кажется, что ты можешь поддерживать все на таком уровне вечно.
В стороне от полицейского, подошедшего ко входной двери, были еще двое полицейских и соц.работница, стоявшие на дороге около полицейской машины.
Вы просто представить себе не можете, как хорошо мне работалось до того момента, как я открыл дверь. Моя жизнь шла в гору, я стремился к этому, к крещению и к работе по уборке домов в порочном внешнем мире.
Когда люди, на которых я работал, послали церкви плату за мои первые месяцы работы, я просто сиял. Я действительно верил, что помогаю создавать Рай на Земле.
Не важно, как люди глазели на меня, я носил предписанную церковью одежду повсюду: шляпу, мешковатые брюки без карманов. Белую рубашку с длинными рукавами. Не важно, насколько жарко мне было, но я надевал коричневое пальто, когда выходил на улицу. Не важно, какие глупости люди говорили мне.
«Как случилось, что ты стал носить рубашки с кнопками?» — мог поинтересоваться кто-нибудь в магазине скобяных изделий.
Просто я не Аманит.
«Тебе приходится носить специальное секретное нательное белье?»
Я думаю, что они имели в виду Мормонов.
«Жить вне колонии — против твоей религии?»
Это больше похоже на Менонитов.
«Я никогда раньше не встречал Гуттерита».
Ты и сейчас его не встретил.
Прекрасно было чувствовать, что ты не от мира сего, таинственный и набожный. Ты не прогибался под этот мир. Ты стоял за справедливость, будто воспаленный большой палец. Ты был единственным святым человеком, который удерживал Бога от разрушения всех Содомов и Гоморр, кипящих вокруг тебя в Торговом Центре Valley Plaza.
Ты был спасителем для всех, знали они об этом или нет. В жаркий день в своем тяжелом пальто непонятного цвета, ты был мучеником, сжигаемым на костре.
Еще восхитительнее было встретить кого-то, кто был одет, как и ты. Коричневые брюки или коричневое платье, все мы носили одинаковые неуклюжие коричневые башмаки-картофелины. Вы двое подходили друг к другу для небольшого тихого разговора. Было очень мало вещей, которые дозволялось говорить друг другу во внешнем мире. Можно было сказать только три или четыре фразы, поэтому мы начинали говорить не сразу и не спешили со словами. На людях можно было показываться только во время походов в магазин, и это только в том случае, если тебе доверяли деньги.
Если ты встречал кого-то из церковного семейного округа, ты мог сказать:
Посвяти служению всю свою жизнь.
Ты мог сказать:
Возблагодарим и восславим Господа за день трудов наших.
Ты мог сказать:
Пусть наши усилия помогут всем окружающим попасть в Рай.
И ты мог сказать:
Умри только тогда, когда закончишь всю свою работу.
Вот такое ограничение.
Когда ты видел кого-то другого, праведного и вспотевшего в костюме церковного округа, ты прокручивал этот небольшой набор фраз в голове. Вы торопились встретиться, но касаться друг друга не дозволялось. Никаких обниманий. Никакого пожатия рук. Ты произносишь один разрешенный кусочек. Она произносит другой. Вы ходите туда-сюда, пока каждый из вас не скажет по две фразы. Затем вы кланяетесь и возвращаетесь каждый к своей работе.
Это была лишь мельчайшая часть мельчайшей части всех тех правил, которые надо было держать в голове. Если ты рос в церковном семейном округе, половина твоих знаний касалась церковной доктрины и правил. Другая половина — работы. Работа включала садоводство, этикет, заботу о тканях, чистку, плотницкие работы, шитье, уход за животными, арифметику, выведение пятен и способность справляться с трудностями.