Фертилити Холлис вновь вошла в мою жизнь в Спокэйне, Вашингтон, когда я ел пирог с кофе, инкогнито, в ресторане Шана. Она вошла через входную дверь и направилась прямо к моему столику. Нельзя назвать Фертилити Холлис чьей-то волшебной крестной матерью, но вы были бы удивлены, если бы она появилась.
Но в большинстве случаев вы не удивляетесь.
Фертилити с ее старомодными серыми глазами, такими же тоскливыми, как океан.
Фертилити со всеми ее измученными вздохами.
Она — пресыщенный эпицентр урагана, каковым является мир вокруг нее.
Фертилити с ее руками и лицом, сохраняющим выражение слабости, как у какого-то утомленного уцелевшего, какого-то бессмертного, Египетского вампира после миллиона лет просмотра телевизионных повторов, которые мы называем историей, она плюхается на стул напротив меня, радостного, поскольку мне нужна она, чтобы раздобыть какое-нибудь чудо.
Это было тогда, когда я все еще мог ускользнуть от своего окружения. Я еще не стал никем, но это был переломный момент. Благодаря спаду активности в прессе. Депрессивности рекламной кампании.
То как Фертилити сутулится, ставит локти на стол и подпирает голову руками, как ее скучные рыжие волосы придают ее лицу слабость, заставляет вас думать, что она только что прибыла с какой-то планеты, где притяжение меньше, чем на Земле. И после появления здесь, несмотря на то, что она тощая, она весит двести пятьдесят килограммов.
Ее одежда — это просто не сочетающиеся друг с другом вещи, слаксы и топ, туфли, в руках — большая хозяйственная сумка. Кондиционер работает, и ты можешь чувствовать запах ткани, пота и плутовства.
Она выглядит размытой.
Она выглядит исчезающей.
Она выглядит стертой.
«Не волнуйся, — говорит она. — Это я, только без косметики. Я тут по работе».
Ее работа.
«Правильно, — говорит она. — Моя дьявольская работа».
Я спрашиваю: Как там моя рыбка?
Она отвечает: «Хорошо».
Ни в коем случае встреча с ней не может быть случайностью. Вероятно, она следовала за мной.
«Ты забыл, что я знаю всё,» — говорит Фертилити. Она спрашивает: «Сколько времени?»
Я говорю ей: Тринадцать тридцать три.
«Через одиннадцать минут официантка принесет тебе еще один кусок пирога. На этот раз, с лимонными мерингами. Позже, всего шестьдесят людей посмотрят тебя по телевизору сегодня. Затем, завтра утром, что-то, что называется Мостом Реки Уокер, обрушится в Шривпорте. Где бы это ни было».
Я сказал, что она угадала.
«И, — говорит она и ухмыляется, — тебе нужно чудо. Тебе нужно чудо, плохо».
Может быть, говорю я. В наши дни кому не нужно чудо? И откуда она так много знает?
«Оттуда же, откуда знаю, — говорит она и кивает в сторону другого конца столовой, — что у той официантки рак. Я знаю, что от пирога, который ты ешь, у тебя будет плохо с желудком. Какой-то кинотеатр в Китае сгорит за пару минут, прибавь или убавь время, чтобы узнать, сколько сейчас в Азии. Прямо сейчас в Финляндии лыжник вызывает лавину, которая похоронит дюжину людей».
Фертилити подает знак, и официантка с раком подходит к нам.
Фертилити наклоняется поперек стола и говорит: «Я знаю всё это, потому что я знаю всё».
Официантка молодая, у нее есть волосы, зубы, всё, то есть ничего, что говорило бы о ее дефективности или болезни, и Фертилити заказывает цыпленка, поджаренного с овощами и кунжутными семечками.
Спокэйн все еще за окнами. Здания. Река Спокэйн. Солнце, которое у нас одно на всех. Автостоянка. Окурки сигарет.
Я спрашиваю, почему она не предупредила официантку?
«А как бы ты реагировал, если бы незнакомец сообщил тебе подобные новости? Это только разрушило бы ее день, — говорит Фертилити. — И всю свою личную драму она свалила бы на меня».
Вишневый пирог, который я ем, вызовет у меня расстройство желудка. Сила внушения.
«Все, что тебе надо делать — это обращать внимание на закономерности, — говорит Фертилити. — Как только ты увидишь закономерности, ты сможешь экстраполировать будущее».
По словам Фертилити, нет никакого хаоса.
Есть лишь закономерности, закономерности, правящие закономерностями, закономерности, влияющие на другие закономерности. Закономерности, скрываемые закономерностями. Закономерности внутри закономерностей.
Если ты присмотришься поближе, история лишь повторяет сама себя.
То, что мы называем хаосом — это всего лишь закономерности, которые мы не сумели распознать. То, что мы называем случайностями — это всего лишь закономерности, которые мы не в состоянии расшифровать. То, что мы не можем понять, мы называем бредом. То, что мы не можем прочесть, мы называем тарабарщиной.
Нет никакой свободы воли.
Нет никаких переменных.
«Есть только неизбежность, — говорит Фертилити. — Есть только одно будущее. У тебя нет выбора».
Плохие новости: у нас нет никакой власти.
Хорошие новости: ты не можешь совершить ни одной ошибки.
Официантка в другом конце зала выглядит молодой, симпатичной и обреченной.
«Я обращаю внимание на закономерности,» — говорит Фертилити.
Она говорит, что не может не обращать на них внимания.
«В моих снах с каждой ночью их всё больше и больше, — говорит она. — Всё. Это всё равно что читать учебник истории будущего, каждую ночь».
Поэтому она знает всё.
«Поэтому я знаю, что тебе нужно чудо, чтобы тебя показали по телевизору».
То, что мне нужно — это хорошее предсказание.
«Поэтому я здесь, — говорит она и достает толстый ежедневник из своей большой хозяйственной сумки. — Назови мне временной промежуток. Назови мне дату своего предсказания».
Я говорю: В любое время в неделю после следующей.
«Как насчет большой автомобильной аварии?» — спрашивает она, заглядывая в ежедневник.
Я спрашиваю: Сколько машин?
«Шестнадцать машин, — говорит она. — Десять погибших. Восемь раненых».
А нет у нее чего-нибудь помощнее?
«Как насчет пожара в казино в Лас-Вегасе, — говорит она. — Девушки из шоу, топлес, в больших головных уборах из перьев в огне, ну и все такое».
Погибшие?
«Нет. Небольшие ожоги. Хотя многие пострадают от дыма».
Что-нибудь большее.
«Взрыв в косметическом салоне».