Нас не представили вам должным образом.
Ты - приз за дверью номер три.
Прекрасная дама или тигрица.
В нашем мире, где уже никто не умеет хранить тайны, хорошая вуаль гласит:
Спасибо за то, что не лезете ко мне в душу.
- Не беспокойся, - говорит Бренди. - Все остальное решится само собой.
Говорят, на все воля Божья.
Я никогда не рассказывала Бренди Александр о том, что выросла рядом с фермой. С фермой, но которой разводили свиней. Дэйзи Сент-Пейшнс, приходя каждый день домой из школы, была обязана вместе с братом кормить поросят.
Покажи мне тоску по дому.
Вспышка.
Покажи мне воспоминания о счастливом детстве.
Вспышка.
Какое слово послужит антонимом "волшебству"?
Бренди никогда не задавала мне вопросов о родителях. Не спрашивала, живы они или мертвы, и если живы, то почему не просиживают целыми днями рядом со мной и не кусают локти.
- Твои мать и отец, Рейнер и Онория Сент-Пейшнс, были убиты террористами - ненавистниками моды, - говорит Бренди.
Вообще- то до того, как я повстречала Бренди Александр, моим отцом был совсем другой человек. Каждую осень он возил свиней на рынок. А летом постоянно разъезжал на своем грузовике по всему Айдахо и окраинам других штатов, расположенных выше и левее нашего, и скупал в булочных нераспроданную выпечку, уже негодную для употребления в пищу -фруктовые пироги и кексы с кремовой начинкой, бисквитные булки, наполненные ненатуральными сливками, и огромные куски черт знает чего, посыпанные выкрашенной в ярко-розовый цвет кокосовой стружкой. А еще не проданные вовремя торты для именинников, засохшие праздничные пироги с поздравительными надписями - "Мамочке в День матери", "Будь моим Валентином".
Отец до сих пор привозит все это домой и сваливает в огромную кучу или складывает в полиэтиленовые мешки. Я ненавидела носить свиньям эту гадость.
Мой отец, о котором Бренди Александр не желает ничего знать, прибегает к одной хитрости - пичкает своих животных черствыми кексами и пирогами за две недели до того, как они попадают на рынок. Питательных веществ в старой выпечке практически не остается, поэтому хрюшки сжирают все до последней корки.
Отец везет на продажу трехсотфунтовых свиней, девяносто фунтов веса каждой из которых - набитая непереваренными отходами толстая кишка.
Я говорю:
- Куне хиунух гу куиоа.
- Нет, - заявляет Бренди, подносит к моему лицу свой длиннющий толстый указательный палец-хот-дог, на котором красуются целых шесть колец для коктейля, и медленно машет им то в одну, то в другую сторону.
Я не произношу более ни звука.
- Ни слова, - велит Бренди. - В тебе до сих пор слишком крепки воспоминания о прошлой жизни. Разговаривать сейчас не имеет для тебя никакого смысла.
Она достает из плетеной корзины кусок белой шелковой тонкой материи с золотым греческим узором - настоящее чудо, и накрывает им мою голову.
На мне еще одна завеса. Мир отдаляется от меня все дальше и дальше.
- Угадай, кто занимается изготовлением подобных узоров на шелке? - говорит Бренди.
Материя настолько невесомая, что, когда я вдыхаю и выдыхаю, она легонько колышется. Я не ощущаю ее ни ресницами, ни даже кожей сверхчувствительного лица.
В Индии, рассказывает Бренди, в процессе производства подобных тканей задействуют группы из нескольких детей-вегетарианцев пяти-шести лет. Эти дети целыми днями сидят на деревянных скамейках и заняты работой.
- Говорят, что за этим занятием никогда не увидишь ребенка старше десяти лет, - говорит Бренди. - Потому что к этому возрасту практически все из них становятся слепыми.
Площадь шелкового покрывала, которое Бренди только что достала из корзины и накинула мне на голову, наверное, не меньше шести квадратных футов. А цена ему - потерянное зрение бедных детишек. Испорченные жизни, загубленное детство.
Покажи мне сострадание.
Вспышка.
Покажи мне сочувствие.
Вспышка.
О, мне хочется умереть.
Я произношу:
- Хсог жикс гл эиухн хинк.
- Нет, нет, - говорит Бренди.
Она не одобряет деяний эксплуататоров детского труда. Кусок этого шелка продавали на распродаже.
Заточенная в плен тончайшего покрывала, окруженная облаком органзы и жоржета, я размышляю над ситуацией, в которой оказалась. Мне больше и больше нравится задумка Бренди. А то, что никто не станет теперь лезть в мою душу, дает мне право тоже ни о ком не беспокоиться.
- Только не волнуйся, - говорит Бренди. - На тебя И сейчас будут обращать внимание. Твои сиськи - сногсшибательные. И попка отличная. Ты всего лишь не можешь разговаривать.
Людям жутко хочется найти разгадки ко всем тайнам, уверяет меня Бренди. Особенно любознательны мужчины. Им непременно нужно побывать на каждой горе, везде оставить свой след. Свою отметину. Пописать на каждое дерево. А потом забыть о нем.
- Под вуалями и покровами ты - великая загадка, - говорит Бренди. - Большинство парней будут готовы на что угодно, лишь бы узнать, кто ты. Некоторые посчитают, что ты нереальная. Конечно, найдутся и такие, кто вообще не пожелает тратить на тебя время.
На свете существуют фанатики, атеисты и агностики.
Если тебе встречается человек, у которого всего лишь повязка на одном глазу, ты загораешься желанием взглянуть под эту повязку. И увидеть, что тебя просто надувают. Или же поглазеть на скрывающийся от посторонних ужас.
Фотограф в моей голове говорит:
Покажи мне голос.
Вспышка.
Покажи мне лицо.
Бренди остановила свой выбор на маленьких шляпках с вуалью. И больших шляпах с вуалью. Шляпах-оладьях и шляпах-домиках, с пришитыми к краям облаками тюля и газа. Парашютного шелка, или тяжелого крепа, или сеток, усыпанных синельными помпонами.
- На свете нет ничего более скучного, - говорит Бренди, - чем неприкрытая нагота.
Вообще- то есть еще кое-что, добавляет она. Честность.
- Взгляни на все это как на забаву. Мои вуали и покровы - изысканное нижнее белье для твоего лица, - произносит Бренди. - Ночная сорочка с огромными разрезами, при помощи которой ты подчеркиваешь свою неповторимость.
Мое "паршивое" прошлое Бренди тоже относит к скучнейшим вещам.
Она никогда ни о чем меня не спрашивала.
Какой бы непроходимой мошенницей ни была эта особа, мы встречаемся с ней вновь и вновь в кабинете логопеда, и каждый раз она рассказывает мне что-нибудь новое о моей жизни.
Перенесемся в тот момент, когда Бренди Александр укрывает меня одеялом. Я лежу на кровати в гостиничном номере в Сиэтле. Эта ночь - ночь Спейс Нидл, ночь, когда будущее не наступает. Вокруг ног Бренди и ее тонкой талии, похожей на узкую горловину песочных часов, обмотаны несколько ярдов черного тюля. Тонкая полупрозрачная материя окутывает ее огромный бюст и петлей покрывает рыжеволосую голову. И все это великолепие, склоняющееся надо мной, поблескивает бледными огнями. В этом наряде Бренди походит на летнюю ночь.