- Не знаю, почему я позволила им проделать со мной все это, - говорит Бренди.
И засыпает.
Перенесемся назад, в ту ночь, когда мы с Бренди покинули "Конгресс отель" и отправились в это путешествие. Бренди мчала на такой скорости, которая допустима лишь в два тридцать ночи в открытой спортивной машине с заряженной винтовкой внутри и напичканным наркотиками заложником в багажнике.
Глаза Бренди скрыты темными очками. Ей требуется немного уединения. Мимолетное очарование другой планеты пятидесятых годов, она покрывает рыжеволосую голову шарфом Гермеса и завязывает его под подбородком.
В очках Бренди я вижу собственное отражение. В них я маленькая и ужасная. Холодный ночной ветер продолжает трепать мои волосы. Мое лицо… Если бы вы дотронулись до моего лица в темноте, то наверняка решили бы, что касаетесь апельсиновых корок и кусков выделанной кожи.
Мы направляемся на восток, от кого-то убегая. От кого точно, я не знаю. От Эви, или от полиции, или от мистера Бокстера, или от сестер Рей. Или ни от кого. Или от будущего. Или от судьбы. От взросления и старения. От необходимости собирать по крупицам то, что еще не растеряно. Можно подумать, побег в состоянии избавить нас от нужды мириться с собственной участью.
В данный момент я с Бренди. Потому что не представляю себе, как бы убегала без нее. Потому что сейчас в ней нуждаюсь.
Не то чтобы я ее любила. Вернее, его. Шейна.
Слово "любить" в данном случае вообще звучит как-то неуместно.
На Бренди шарф Гермеса. И темные очки. И косметика. Я смотрю на ее несравненное величество в мелькающем свете, мелькающем свете, мелькающем свете фар встречных автомобилей.
Я гляжу на нее и вижу то, что видел Манус, когда звал меня кататься на яхте.
Я смотрю на нее, сидящую со мной рядом в машине Мануса, освещенную вспышками света, и понимаю, что я в ней люблю. Себя.
Бренди Александр выглядит точно так же, как выглядела до несчастного случая я. И это неудивительно. Ведь она - мой брат, Шейн. Мы с Шейном были почти одного роста и обладали одинаковым цветом глаз, бровей, ресниц и схожими чертами.
Он был на год старше меня.
В Бренди введен силикон. Изменены ее трахея, надбровные дуги, форма черепа, линия лба, носа, челюсти. Добавьте к этому несколько лет электролиза и горсть гормонов и ежедневные порции антиандрогенов.
Неудивительно, что я ее не узнала.
К тому же я была уверена, что мой брат мертв. Ни один нормальный человек не настраивает себя на встречу с мертвецом.
Что мне нравится, так это я. Я была очень красивой.
Груз- моя-любовь, Манус, закрыт в багажнике. Манус, который собирался меня убить… И почему я до сих пор уверена, что люблю Мануса?
Манус - последний мужчина, считавший, что я красивая. Целовавший мои губы. Касавшийся меня. Манус - последний мужчина, который объяснялся мне в любви.
Я чувствую, что от этих мыслей погружаюсь в депрессивное состояние.
Теперь я могу есть только детские смеси.
Моя лучшая подружка спала с моим женихом.
Мой жених чуть не зарезал меня ножом.
Я подожгла дом и целую ночь направляла винтовку на невинных людей.
Мой ненавистный брат восстал из мертвых и смотрит на меня свысока.
Я - невидимый монстр и не в состоянии любить кого бы то ни было.
Я не знаю, что из вышеупомянутого самое худшее.
Перенесемся ко мне, смачивающей над раковиной мочалку из махровой ткани. В ванной - подводной пещере даже полотенца и мочалки синие или цвета морской волны, и все они украшены по краям раковиновидными фестонами.
Я кладу мокрую мочалку на лоб Бренди и бужу ее, чтобы дать ей еще таблеток. Чтобы она умерла в машине, а не в этой ванной.
Я помогаю принцессе подняться на ноги и напяливаю на нее пиджак.
Нам нужно выйти из дома незамеченными. Никто не должен видеть ее в таком состоянии.
Бренди, она опирается на мое плечо. Держится за стену. Потом наклоняется, берет в руку несколько капсул билакса и косится на них.
- У меня болит спина, - говорит она. - И почему я позволила им сделать мне такие большие сиськи?
Ее несравненное величество выглядит так, будто готова проглотить горсть чего угодно. Я качаю головой. Бренди косится на меня.
- Но я хочу их съесть, - говорит она.
Я открываю "Настольный справочник врача" на той странице, где написано, что билакс в капсулах предназначен для очищения желудка, и показываю ей.
- О! - восклицает Бренди и ссыпает капсулы в сумку. Некоторые из них, прилипшие к ее ладони, так и не падают. - Если у тебя ненатуральные сиськи, то твои соски смотрят в разные стороны и расположены слишком высоко. Их срезают бритвой и переносят на другое место.
Таков весь ее мир. Она перенесена в другое место. И живет по программе "Перемещения сосков Бренди Александр".
Мой мертвый брат, покойный Шейн, смахивает со своей ладони последний очиститель желудка.
- Своих сосков я не чувствую, - сообщает Бренди.
Я беру вуали и покровы и слой за слоем надеваю их себе на голову.
Спасибо за то, что не лезете ко мне в душу.
Мы выходим из ванной и бродим по коридорам второго этажа до тех пор, пока Бренди не объявляет, что готова спускаться вниз.
Медленно и осторожно мы направляемся в холл.
Сквозь закрытые двойные двери гостиной до нас доносится низкий спокойный голос мистера Паркера. Он вновь и вновь повторяет какие-то фразы.
Бренди опирается на мое плечо. Мы на цыпочках пересекаем холл, приближаемся к дверям гостиной, приоткрываем их и заглядываем вовнутрь.
Эллис распластан на ковре.
Мистер Паркер сидит у него на груди. К его голове с обеих сторон прикреплены какие-то штуковины.
Эллис колотит руками по заду мистера Паркера, остервенело дергает его за спинку двубортного пиджака.
Несчастный пиджак разошелся по шву до самого воротника.
Мистер Паркер удерживает пропитавшийся слюной и искусанный бумажник из кожи угря между стиснутых зубов Эллиса.
Лицо Эллиса бордовое и блестящее и напоминает вишню из вишневого пирога. Оно перемазано соплями, слезами, слюнями и кровью из носа.
Волосы мистера Паркера сбились ему на глаза. Его правая рука - кулак, крепко сжатый вокруг вытянутого из рта Эллиса языка.
Эллис бьется и мечется под плотными ногами мистера Паркера.
Вокруг них на полу - разбитые вазы эпохи Мин и других коллекций.
Мистер Паркер бормочет:
- Вот так. Все хорошо. Просто расслабьтесь.