А между этими черными зарослями над глазами и щетинистым подбородком красуется пресловутый чивлахский нос. Длинный, мясистый, как будто вечно распухший нос, похожий на член в состоянии мягкой эрекции. Кончик носа свисает, закрывая рот. Свисает почти до самого подбородка, этой небритой второй мошонки.
— Эти брови скрывают глаза, — говорит Менди. — А нос закрывает губы.
Когда ты встречаешь мужчину из племени чивлахов, первое, что бросается в глаза: лобковые волосы, огромный член в состоянии полуэрекции и волосатые яйца.
— Как Николас Кейдж, — говорит она, — только лучше. Как член с яйцами.
Она ест жареную картошку и говорит:
— Настоящий критерий мужской привлекательности.
Она солит картошку. Весь наш столик усыпан солью, как белым песком. Она расплачивается карточкой «American Express» такого цвета, какого бармен в жизни не видел. Титановой или урановой.
Она приехала сюда писать диссертацию. В Манхэттене, среди всех этих хихикающих аспирантов антропологического факультета, невозможно нормально работать над такой необычной темой. Ее научные руководители посоветовали ей заняться «полевой практикой». По ее предмету, криптозоологии. Изучение вымерших или легендарных животных, типа снежного человека, Лох-Несского чудовища, вампиров, суррейской пумы, человека-мотылька, Дьявола Джерси. Животных, которые, может быть, существуют на самом деле, а может, и нет. Это один из ее консультантов предложил ей поехать сюда, посетить резервацию чивлахов, изучить их культуру и провести небольшое расследование «на месте». Собрать фактические материалы для своей диссертации. Материалы по делу.
Ее глаза мечутся, наблюдают. Проверяют реакцию. Ждут подтверждения
— Господи, — говорит она и закатывает глаза, вроде как показать, что она шутит. Хотя, наверное, не шутит. — Меня послушать, так прямо вторая Маргарет Мид, да?
Она собиралась пожить в резервации. Снять дом или что-нибудь в этом роде. Ее папа с мамой, оба врачи, и им хочется, чтобы она воплотила свою мечту, чтобы она занималась тем, что ей нравится — а не так, как они, — сколько бы им это ни стоило. Даже рассказывая о себе, Менди Как-ее-там задает вопросы. Даже рассказывая о своих папе с мамой, она говорит:
— Почему же они не меняют профессию? Им же плохо, да? Каждая ее фраза завершается знаком вопроса. Ее глаза, серые или голубые, а потом вдруг — серебристые, они по-прежнему наблюдают. Она кусает свой гамбургер, хотя он, наверное, давно остыл. Как будто ешь что-то мертвое. Она говорит:
— Эта девочка, которая погибла…
А потом: -
— Как ты думаешь, что с ней случилось?
Ее диссертация посвящена таинственным существам, волосатым великанам, которые присутствуют во всех мифологиях по всему миру. В Каскадных горах у Сиэтла их называют сиэйтик. В Европе — альма. В Азии — йети. В Калифорнии — омаха. В Канаде — сасквотч. В Шотландии — фир-лиат-мор, знаменитый «серый человек», который живет на горе Бен-Макдуи. В Тибете — метох-кангми, или «ужасный снежный человек».
Все это — просто разные названия. А волосатые великаны — одни и те же. Живут в лесах или в горах. Иногда их видят путешественники и лесорубы. Иногда их удается сфотографировать. Но еще не было случая, чтобы кого-то из них поймали,
Общекультурный феномен, как она это называет.
Она говорит:
— Мне очень не нравится общий термин: «Большая нога». Все эти легенды родились независимо друг от друга, но все они говорят об огромных, лохматых чудовищах, от которых жутко воняет. Как правило, эти чудовища застенчивы и пугливы, но если их спровоцировать, могут напасть. Был случай, в 1924 году, когда шахтеры на Тихоокеанском северо-западе увидели животное, похожее на гориллу, и стали в него стрелять. А ночью их домик на горе Сент-Хеленс окружила целая стая этих гигантских «горилл» и забросала его камнями. В 1967 году один лесоруб в Орегоне наблюдал, как какое-то огромное волосатое существо ворочало камни весом чуть ли не в тонну, вырывало их из промерзшей земли и ело сусликов, забравшихся под валуны, чтобы впасть в зимнюю спячку.
Главный довод в пользу того, что этих монстров не существует: что до сих пор ни одного не поймали. И не нашли мертвым. Притом что сейчас столько народу бродит по диким краям, уж кто-то мог бы словить хотя бы одного завалящего снежного человека.
Бармен подходит к столику, спрашивает, кто хочет выпить еще? И Менди Как-ее-там умолкает, как будто то, что она говорит, это страшная государственная тайна. Она говорит бармену:
— Запиши на мой счет.
Когда он уходит, она продолжает:
— Знаешь такое уэльское слово: gerulfos?
Она говорит:
— Ты не против? — Она запускает обе руки в свою сумку, стоящую на стуле рядом, и достает блокнот, перехваченный резинкой. — Мои записи, — говорит она, снимает резинку и надевает ее себе на руку, чтобы не потерять.
— Ты слышал про расу людей, которых древние греки называли кинокефалами? — Она зачитывает из блокнота: — А про вурволаков? Асвангов? Кадехо?
Это — ее второй «пунктик».
— Все эти названия… — говорит она, тыча пальцем в раскрытый блокнот. — Люди по всему миру в них верят, уже не одну тысячу лет.
Во всех языках мира есть слово для обозначения вервульфов и прочих оборотней.
И везде они злые, и все их боятся.
На Гаити, говорит она, беременные женщины очень боятся, что вервульф съест новорожденного младенца, и поэтому будущие матери пьют горький кофе, мешая его с бензином. Купаются в отваре из чеснока, мускатного ореха, шнит-лука и кофе. Для того чтобы кровь младенца стала невкусной, и никто из местных вервульфов на него не позарился.
И вот тут Менди Как-ее-там делает смелое предположение, чему, собственно, и посвящена ее диссертация.
Снежные люди и оборотни, говорит она, это один и тот же феномен. Ученым не удалось найти ни одного мертвого снежного человека, потому что снежные люди превращаются обратно в нормальных. Эти чудовища — такие же люди. Они меняют свой облик всего лишь на несколько часов или дней в году. Отращивают шерсть. Впадают в неистовство, как берсеркеры, то есть древнескандинавские воины, которые специально вводили себя в состояние боевой ярости. Их тело меняется, увеличивается в размерах, и им нужен простор. Поэтому они и уходят в леса или в горы.
— Вроде как, — говорит она, — менструальный цикл у женщин.
Она говорит:
— У мужчин тоже есть эти циклы. Ну, у самцов животных. Например, у слонов. Раз примерно в полгода у них начинается гон. В это время они словно впадают в безумие. От них несет тестостероном. Их уши и гениталии меняют форму, а сами они злые, как сто чертей.