По словам миссис Кларк, человек, когда спит, в среднем сжигает 65 калорий в час. И 77 калорий — когда бодрствует. При ходьбе, даже неспешным прогулочным шагом, ты сжигаешь 200. Лишь для того, чтобы поддерживать жизнь, тебе нужно съедать 1650 калорий вдень.
Организм способен «отложить про запас» всего лишь 1200 калорий углеводов — большинство из них в печени. Лишь для того, чтобы поддерживать жизнь, мы сжигаем весь запас калорий меньше, чем задень. После этого организм начинает сжигать жиры. Потом — мышцы.
При этом кровь наполняется кетонами. Содержание ацетоновых соединений в крови увеличивается, и у тебя появляется запах изо рта. Твой пот пахнет авиационным клеем.
Печень, селезенка и почки сжимаются и атрофируются. Тонкая кишка разбухает от неупотребления и наполняется слизью. На стенках толстой кишки образуются язвы.
Когда человек голодает, его печень перерабатывает мышечную ткань в глюкозу, чтобы поддерживать жизнеспособность мозга. Сперва возникают «голодные боли», но потом они проходят. Остается лишь чувство усталости. И полной растерянности. На каком-то этапе ты просто перестаешь замечать окружающий мир. Перестаешь следить за собой.
Когда ты сжигаешь от 70 до 94 процентов жира и 20 процентов мышц, ты умираешь.
Как правило, все это занимает 61 день.
— Моя дочь Кассандра, — говорит миссис Кларк, — она так и не рассказала мне, что случилось.
Почти все, что мы знаем о голодной смерти, говорит миссис Кларк, мы узнаем из телерепортажей о заключенных в Северной Ирландии, объявивших голодовку.
Иногда у голодающего человека кожа становится бледно-голубой. Иногда — темно-коричневой. Треть всех голодающих пухнет от голода — но пухнут лишь те, у кого бледная кожа.
На стене готической курительной комнаты Святой Без-Кишок отсчитал уже сорок дней. Сорок черточек карандашом.
Наш история, наш героический эпос «из жизни», наше повествование о том, как мы выстояли перед лицом жесточайших мучений и пыток… теперь мы будем делить гонорар лишь на тринадцать частей. Теперь, когда Мисс Америка умерла от потери крови.
Большинство из нас перестало пытаться испортить печку после того, как ее чинит призрак. Но мы все равно не стираем одежду. Случаются дни, когда мы просто лежим одетые на кроватях, у себя в гримерках за сценой, от включения света до выключения. И каждый из нас мысленно пересказывает себе нашу историю.
Если у нас есть какие-то силы, мы можем дойти до Повара Убийцы и попросить у него нож, чтобы соскоблить волосы с головы. Еще одно унижение, которому нас подверг мистер Уиттиер. Еще один способ сделать наши фотографии «после» еще ужаснее, чем фотографии «до», которые сейчас наклеены на столбы и напечатаны на молочных пакетах.
Преподобный Безбожник отламывает ножку от стула и запихивает ее себе в задний проход, чтобы полиция потом обнаружила там занозы. Хорошая мысль, поданная Кассандрой, дочерью миссис Кларк.
С наступлением темноты мы слышим шаги. Скрип дверей. Шаги здешних призраков. Мистера Уиттиера. Леди Бомж. Товарища Злыдни и Мисс Америки.
После того, что призрак сотворил с Герцогом Вандальским, мы все запираемся в комнатах с наступлением темноты. Никто не ходит по зданию в одиночку, только парами или втроем. Чтобы рядом всегда кто-то был, чтобы остаться в живых. Каждый носит с собой один из ножей Повара Убийцы.
После того как Кассандру выписали из больницы, говорит миссис Кларк, она так и не набрала свой обычный вес. Вырванные ногти выросли снова, но она никогда их не красила. Волосы отросли, но теперь Кассандра ничего с ними не делала, только мыла и причесывала. Она их не красила, не собирала, не укладывала в прическу. Разумеется, недостающие зубы снова не выросли.
Она носила размер: никакой. Бедер не было. Груди тоже. Только колени, плечи и скулы, как у заключенных из лагеря смерти. Кассандра могла бы носить что угодно, но ходила лишь в длинных платьях, которых у нее было три штуки, и она их меняла, но кроме них ничего не носила. Никаких украшений. Никакого макияжа. Она была уже настолько не здесь, что ее мог бы убить один кусочек испорченной колбасы. Горстка снотворных таблеток, подмешанных в овсяную кашу. Если бы она стала есть.
Но, конечно же, миссис Кларк отвела дочь к стоматологу. Заплатила большие деньги за хороший зубной протез. Предложила Кассандре деньги на имплантаты. На операцию по увеличению иссохшей груди. Миссис Кларк внимательно изучила литературу по нервной анорексии.
Она лгала своей дочери. Говорила, что та замечательно выглядит. Такая вся худенькая и стройная. Кассандра почти не выходила из дома, и ее кожа так и оставалась бледно-голубой.
Кассандра ходила только из дома в школу и из школы домой. В школе с ней никто не разговаривал. Все говорили о ней: с каждой четвертью истории о ее мучениях становились все ужаснее и ужаснее. Даже учителя давали волю своему нездоровому воображению. Соседи подходили к миссис Кларк на улице, гладили ее по руке и выражали сочувствие. Как будто Кассандру нашли мертвой.
Все люди, которые принимали участие в судьбе Кассандры, которые искали ее с собаками, перестали донимать миссис Кларк требованиями подробностей. Им надоело, что миссис Кларк отвечала им одно и то же:
— Я не знаю. Не знаю. Не знаю…
Когда Кассандра вернулась в школу, она стала учиться значительно лучше, если судить по оценкам. Она не пробовалась на пост капитана команды болельщиц. Не играла в футбол или баскетбол. Она не делала вообще ничего, только читала и присутствовала на уроках. Наблюдала за птицами в небе. За своей рыбкой в аквариуме.
Она не носила зубной протез, несмотря на все уговоры и даже угрозы матери — миссис Кларк грозилась себя изувечить. Она могла затушить сигарету себе об руку, а дочь просто смотрела на это. Вдыхая запах.
Кассандра слушала, да. Просто слушала и все. Когда миссис Кларк умоляла, кричала и просила Кассандру: пожалуйста, попытайся быть красивой. Общайся с людьми. Поговори со своим психологом. Вернись к жизни. Что угодно. Кассандра внимательно слушала. Но не более того.
— Моя родная дочь, — говорит миссис Кларк, — но дружелюбия в ней было не больше, чем в комнатном растении.
Девочка-робот, которая окончила школу на одни пятерки, но не пошла на выпускной. Она не встречалась с мальчиками. У нее не было подруг. Живой ящик с кошмарами, который все тикает и тикает, где-то на полке. На самом верху.
— Она просто сидела, целыми днями, — говорит миссис Кларк. — Как сидят в церкви.
Молчаливая. С очень прямой спиной. И сияющими глазами. Но она никогда не пела, ни разу не рассказала о том, что творится у нее в голове. Кассандра лишь наблюдала и слушала. Это была уже не та девочка, которую знала миссис Кларк, ее мать. Это был кто-то другой. Статуя, глядящая со стены за алтарем. Статуя в соборе, вырезанная из камня тысячу лет назад. Где-то в Европе. Статуя, которая знала, что ее изваял Леонардо да Винчи. Вот так Кассандра смотрела на людей. Миссис Кларк говорит, уже сейчас: