— А какое имя вы взяли себе?
— Имя Роб.
— На какое время?
— Не более чем на два-три дня.
— А что потом?
— Внезапно я поняла, — ответила она, — что играю с огнем. Узнав о моей затее, адвокаты моего мужа могли обвинить меня в том, что я убежала и стала жить под чужим именем, а это равносильно признанию вины.
Тогда я снова взяла свое имя, и появились как бы две Эдны Катлер. Одной из них стала Роб, живущая в Новом Орлеане, а другая была настоящая Эдна Катлер.
— Очень, очень интересно, — сказал я. — От такой истории мог бы расплакаться даже самый крутой судья, сидя над своими законами.
— Я прошу не о сочувствии, а только о справедливости.
— Хорошо, — кивнул я. — А теперь давайте покончим с комедией. Все это выдумали не вы.
— Что вы хотите этим сказать?
— Не вы выдумали план, призванный поставить вашего мужа в затруднительное положение: чтобы он сделал ставку на самый большой выигрыш, а затем обнаружил, что банк пуст.
— Я вас не понимаю.
— Я знаком с очень многими юристами, но существуют всего четыре-пять, которые могли бы придумать действительно ловкий трюк, но чтобы придумать такое, нужен был чрезвычайно изобретательный юрист.
— Но я же вам говорю, что никакого плана не существовало. Я ничего не придумывала.
— Невольно приходит на память наш друг — Пол Нострэндер, — сказал я.
— А что он?
— Вы знали его?
Эдна Катлер умолкла на несколько секунд, обдумывая, как лучше ответить.
Пока она придумывала ответ, я улыбался, а затем сказал:
— Вы не ожидали, что вам может быть задан такой вопрос? Поэтому, Эдна, вы и не придумали заранее, как на него ответить.
Она сказала твердо:
— Нет. Я не знаю его.
Я видел, что на лице Роберты Фенн выразилось удивление.
— Вот здесь вы совершаете роковую ошибку, — сказал я.
— О чем вы?
— Секретарь Нострэндера может вспомнить, что вы приходили к нему в офис. В его книгах, возможно, даже есть запись на этот счет, по крайней мере вначале, когда он получил от вас гонорар. Люди в баре Джека О'Лири вспомнят, что вы приходили туда вместе с ним. Вас обвинят в даче ложных показаний. Ваш муж потратит состояние на частных детективов, чтобы установить все это. А когда все это всплывет на суде, судья поймет, что вы просто…
Она прервала меня:
— Ладно. Допустим, я знала его.
— Насколько хорошо?
— Я… я с ним консультировалась.
— И что он вам посоветовал?
— Он сказал, что единственное, что я могу сделать, — это перестать беспокоиться. — И она добавила торжествующе, сознавая силу своих доводов: — Он сказал, чтобы я не предпринимала ничего, пока мне не вручат соответствующие бумаги, а когда вручат, чтобы тотчас же известила его.
— Это прекрасная позиция, — заметил я. — Нострэндер мертв. Вы знаете, что он не может опровергнуть ваших слов.
Она не стала возражать, ограничилась тем, что сверкнула в мою сторону глазами.
Я повернулся к Роберте.
— А вы знали его?
— Да.
— Как вы познакомились?
— Он хочет заставить тебя сказать, будто я представила тебя ему, — быстро подсказала Эдна. Вы ведь с ним познакомились в баре, правда, Роб?
Роберта ничего не ответила.
— Это еще одно слабое место в вашей истории, Эдна, — усмехнулся я. — Думаю, что вы уже рассказали Роберте слишком много.
— Я ничего ей не говорила.
— Вам не нужно лгать, — сказал я, обращаясь к Роберте, — и, если вы боитесь обидеть Эдну, можете просто промолчать и оставить все так, как есть. Ну а теперь, Роберта, скажите, почему вы избегали Нострэндера?
— Что вы имеете в виду?
— Вы поселились в той квартире, вы жили во Французском квартале и появлялись там повсюду в течение почти целого года. Вы обедали в «Бурбон-Хаус», вас довольно часто видели в баре Джека О'Лири. Согласно версии Эдны, вы должны были снять квартиру и оставаться там до тех пор, пока она не приедет жить в Новый Орлеан. Но вы внезапно уехали из Французского квартала, поселились вдали от центра. Изучили стенографию и никогда больше не появлялись в местах, которые часто посещали прежде во Французском квартале.
Считали, что к этому времени вы уже в безопасности.
Однако это было не так. Кто-то сказал Нострэндеру, что вас видели. Он провел небольшую розыскную работу.
Не знаю, как он провел ее, но, возможно, он проделал то же самое, что и я. Во всяком случае, он искал вас в течение двух лет и нашел. А теперь скажите, почему вы внезапно уехали из Французского квартала?
Эдна снова вмешалась:
— Ты не должна отвечать на этот вопрос, Роб.
— Вы, я имею в виду, вы обе, вообще не должны ни на что отвечать, — сказал я, — но это сейчас. Когда же вопросы станет задавать полиция, вам придется на них ответить.
— А почему полиция станет задавать нам вопросы?
— Вы не догадываетесь почему?
— Нет.
— Где вы находились примерно в половине третьего ночи в четверг?
— К кому вы обращаетесь? — требовательно спросила Эдна. — Вы разговариваете со мной, а спрашиваете Роберту.
— Нет, я спрашиваю вас.
— Какое это имеет отношение к делу?
— Это был великолепный план. Безупречный! Полиция еще не собрала воедино все фрагменты головоломки, но когда она сделает это, все будет выглядеть именно так, как вы того желали. Вы разработали ловкий план, чтобы лишить вашего мужа триумфа. Нострэндер был замешан в этом плане, так же как и Роберта Фенн.
Только Роберта не знала подробностей, а Нострэндер знал. Всю эту историю придумал он. Ваш муж должен был удариться в панику оттого, что ему придется платить бешеные деньги. Но он, как оказалось, сделан из более твердого материала. Он приехал в Новый Орлеан, чтобы провести расследование. Встретился с судебным исполнителем, который передавал документы.
Возможно, связался с частными детективами, если они уже не работали на него в Новом Орлеане раньше. Он узнал о Нострэндере. Нострэндер должен был стать главным свидетелем. Если бы Нострэндера привлекли как инициатора заговора, он, возможно, не стал бы молчать. А если бы он заговорил, вы бы потеряли кучу денег. Его молчание дорого бы вам стоило. Был только один недорогой способ обеспечить молчание Нострэндера. С помощью пули 38-го калибра, причем прямо в сердце.