Берта Кул хмуро поглядела на меня.
— Ты понял, Дональд? Не нужно никаких теорий.
Придерживайся в этом деле главного. Найди эту Фенн, и пусть тебя не волнует, кому она нужна. Ты понял?
И поменьше эмоций.
Хейл посмотрел на меня, чтобы увидеть мою реакцию, потом снова перевел взгляд на Берту.
— Вы выразились гораздо более прямо, чем я, миссис Кул.
— Я знаю. Но вы слишком долго ходили вокруг да около. Теперь все ясно. Не люблю крутить.
— Вы очень прямолинейны, миссис Кул, — улыбнулся он.
Минуту все молчали.
— Что еще вы можете сообщить мне о Роберте Фенн? — наконец спросил я.
— Подробности я изложил миссис Кул, пока мы ехали в поезде, — ответил адвокат.
— А как насчет близких родственников?
— У Роберты Фенн их нет.
— Однако вы пытаетесь найти ее, чтобы решить вопрос о наследстве? — напомнил я.
Хейл отеческим жестом положил свою руку на мою.
— Послушайте, Лэм, — сказал он, — мне кажется, я достаточно ясно обрисовал свою позицию.
— Несомненно, — вмешалась Берта. — Вы хотите получать ежедневные отчеты?
— Да, хотел бы.
— Где вы будете находиться?
— В моем офисе, в Нью-Йорке.
— Допустим, мы найдем ее. Что тогда?
— Честно говоря, очень в этом сомневаюсь, — сказал Хейл. — Слишком тонки ниточки, что у нас в руках, а задача не из легких. Если вы найдете ее, буду чрезвычайно доволен. Вы, конечно, тотчас же поставите меня в известность. Уверен, что мой клиент соответствующим образом отблагодарит вас. — Хейл настороженно огляделся. — И вот еще что: не нужно лишних разговоров. Спрашивайте о Фенн как бы между прочим. Если же придется задавать прямые вопросы, ставьте их так, чтобы не вызвать подозрения. Скажем, зная, что вы отправляетесь в Новый Орлеан, ваш друг попросил вас поискать Роберту Фенн. Не проявляйте слишком большого интереса и не оставляйте за собой следов.
— Положитесь на нас, — заверила его Берта.
Хейл взглянул на часы и подозвал официантку.
— Счет, пожалуйста!
Берта Кул осмотрела квартиру, заглядывая в самые немыслимые уголки, как это может делать только женщина.
— Чертовски хорошая старинная мебель, — сказала она. — Я ничего не ответил, и через мгновение Берта добавила: — Во всяком случае, для того, кому такая нравится. — Она подошла к окнам, выглянула на балкон, снова обернулась, чтобы рассмотреть мебель, и решительно заявила: — Мне — нет.
— Почему? — спросил я.
— Боже мой, Дональд! Пошевели мозгами. Уже много лет я вешу около двухсот семидесяти пяти фунтов.
И если кто-нибудь приглашает меня обедать, то непременно пододвигает мне стул в стиле Людовика XV — проклятую имитацию на журавлиных ножках с узким сиденьицем и ромбовидной спинкой — эдакого уродца из красного дерева.
— И ты садишься на него?
— Сажусь на него? Черта с два! Я бы так не возмущалась, если бы хозяйки подумали об этом заранее, но где там! Они приводили толпу гостей в столовую, все рассаживались, а я оставалась стоять, глядя на то, что предназначалось в качестве посадочной площадки для моей кормы. И представь себе, глупая хозяйка обычно застывала, глядя сначала на меня, а потом на проклятый стул, точно ей только сейчас впервые пришло в голову, что я должна есть сидя.
Одна дама как-то призналась мне, что просто не знала, как поступить, потому что боялась привлечь ко мне внимание, велев прислуге принести для меня другой стул. Я возразила ей, что была бы смущена этим вполовину меньше, чем если бы села на один из этих имбирных пряников с декоративными ножками и эта проклятая штука сложилась бы подо мной, как сломанный аккордеон. Ненавижу эти вещи!
Мы еще походили по квартире. Берта Кул выбрала кушетку, испытала ее рукой на прочность, затем наконец уселась, открыла свою сумку, достала сигарету и изрекла:
— Не вижу, чтобы мы, черт побери, хоть сколько-нибудь сдвинулись с того места, откуда начали.
Я предпочел не возражать.
Она чиркнула спичкой о подошву своего ботинка, закурила, посмотрела на меня и воинственно вопросила:
— Ну?
— Она жила здесь, — сказал я.
— Ну и что?
— Она жила здесь под именем Эдны Катлер.
— А какая, собственно, разница?
— Мы знаем ее вымышленное имя. Знаем, где она жила. В ту пору в Новом Орлеане было очень дождливо. Питалась она не дома, но вряд ли в дождливые дни уходила далеко. В пределах двух ближайших кварталов есть два-три ресторана. Думаю, нужно побывать там, возможно, что-то удастся выяснить.
Берта посмотрела на часы. Я поднялся, направился к двери и вышел.
Вниз, во внутренний дворик, вели скрипучие ступени, затем шел длинный коридор. Я повернул направо, миновал еще один внутренний дворик и оказался на Ройял-стрит. Увидев на угловом здании вывеску «Бурбон-Хаус», вошел.
Это был ресторан, типичный для Французского квартала. Вовсе не ловушка для туристов, помпезностью привлекающая к себе, а заведение с низкими ценами и хорошей кухней. Никаких ненужных украшений и выкрутасов — здесь обслуживали постоянных посетителей.
Я наткнулся на то, что искал. Любой, кто живет в этой части квартала, наверняка бывает здесь регулярно.
Я направился было к двери, которая вела в бар, но передумал и свернул в помещение, где находились стойка, за которой люди завтракали, пара аттракционов и музыкальный ящик.
— Что вам угодно? — спросил мужчина за стойкой.
— Чашку черного кофе и несколько жетонов для автомата, — сказал я, бросая на стойку четыре мелкие монетки.
Он вручил мне жетоны по пять центов и пододвинул кофе.
Возле аттракционов толклись два-три человека. Из их разговора я понял, что они завсегдатаи этого заведения.
В шум вклинились звуки музыки из ящика, и женский голос произнес: «Эта песня посвящена администрации».
Раздались первые аккорды песни «Вниз по Суон-Ривер».
Я вынул из кармана фотографии, которые дал мне Хейл, отхлебнул кофе и издал возмущенный возглас.
— В чем дело? — спросил человек за стойкой. — Что-нибудь не так с кофе?