Шаги. Быстрые, неровные. Вот бы понять — это скрипит снег под ее собственными ногами или… Дыхание сбилось, стало шумным, но оборачиваться страшно — как в кошмаре, как в фильме ужасов, как в страшной сказке. Лучше смотреть вперед. Туда, где тусклая лампочка освещает площадку перед ее подъездом.
Юлия, не сбавляя шага, незаметно опустила руку в сумочку. Там, среди всякого хлама, лихорадочно нащупала на дне ключи, а на них тяжелый брелок-фонарик с острым, твердым наконечником, папин подарок. Юлия крепко сжала вспотевшей ладонью единственное оружие, могущее ее спасти.
Только вот она поздно поняла, что это вовсе не ее, а чужое дыхание рвет воздух ритмичными, частыми звуками.
— А-а!!
Когда чужая рука упала ей на плечо, страх стал таким сильным, что буквально подкосились колени. Но преследователь явно не ожидал такой реакции.
Юлия резко, с отчаянностью беспомощности развернулась. И без замаха, так как боялась высоко поднимать руку, чтобы он не успел перехватить ее, изо всей силы ткнула туда, где должен был быть глаз, острым концом металлического корпуса фонарика.
— Ой! Блин!!! М-м-м…
Маньяк застонал, согнулся, схватившись за лицо, споткнулся, заскользил на влажном укатанном снегу и упал.
Сейчас бы бежать. Самое время. Но она почему-то на секунду застыла на месте, сама, наверное, изумившись от неожиданности и шока. Этой секунды хватило, чтобы он вцепился пальцами в ее рукав, потянув резко вниз с такой силой, что она тоже чуть не упала.
И произнес сдавленно, неожиданно умоляюще:
— Подожди…
При этом он, не отпуская, тянул ее вниз. Юлия изо всех сил упиралась ногами в снег, замерев в нелепейшей позе.
— Пусти!
— Подожди, дура…
— Отстань.
— Я знаю, кто ты!
— Мама!
— Я все знаю про тебя!
— Мама, а-а-а, помогите!!!
— Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ АНГЕЛ!
У Юлии подкосились ноги, теперь по-настоящему. Она даже не поняла, как очутилась коленями в мокрой, ледяной, хлюпающей грязи.
Тогда он отнял ладони от лица. Поднял голову, все еще не отпуская ее рукав.
В сине-мертвенном свете единственного фонаря Юлия увидела очень бледное лицо с темной длинной ссадиной, кровоточащей на лбу. Он все-таки успел увернуться, и удар пришелся не в глаз, а в лоб. Ссадина была отчетливо видна под белой смешной шапочкой. И еще — четко, как во вспышке фотокамеры, навсегда запечатлелись в памяти родинка над левой бровью и разгневанные глаза-хамелеоны.
— Ты ненормальная?!
Преследователь был совершенно очевидно возмущен таким неожиданным, неуважительным и даже хулиганским поведением Юлии.
— Ты могла мне глаз проткнуть! — обиженно кричал он.
— Я это и собиралась сделать… — честно призналась Юлия.
— Ты на всех так кидаешься?
Он подозрительно, с опаской смотрел на нее, нахмурив окровавленный лоб под белой шапочкой. Из-за этого опасливого взгляда, после того страха, что ей пришлось пережить только что по милости какого-то сумасшедшего незнакомца, ей очень захотелось двинуть еще раз по этому узкому, бледному лицу. Вместо этого Юлия прошипела, сдерживая ярость, пришедшую на смену страху:
— Только на тех, кто бежит за мной по темным дворам!
— Да ты бы хоть послушала сначала, что человек хочет.
— Ага! Пока я буду слушать, ты меня… У нас каждый день здесь находят кого-то с пробитыми головами. Да тут за дешевый мобильник убьют и фамилию не спросят!
— «Это мой город, просто район плохой…»? — процитировал он вдруг насмешливо знаменитую рекламу.
— Вот-вот.
— Что ж ты ходишь тогда — одна, в темноте?
— Надо.
Она сказала это неожиданно жестко, как отрезала. Сказала и осеклась, заметив струйку крови, стекающую по его виску. Юлия еще сверкала гневными глазами, а рука уже автоматически потянулась к карману. Юлия достала открытую пачку одноразовых носовых платков. У нее всегда были такие с собой, потому что от холода постоянно текло из носа, стоило войти с мороза в транспорт или в магазин.
— А! Осторожней!
Она слишком сильно прижала салфетку к его лбу. Он оттолкнул ее руку, отклонив голову. Свет от фонаря упал на его лицо.
Нет, она не ошиблась. На Юлию гневно смотрели глаза-хамелеоны, отливающие в этом освещении изумрудно-желтым. И маленькая родинка над левой бровью презрительно ползла вверх. Точно так же, как в этот же самый момент у нее самой.
— Поехали куда-нибудь поужинаем? — вдруг сказал он поразительно изменившимся тоном.
— Сейчас?!
— Есть хочется, — он улыбнулся, став сразу по-детски обаятельным. — Я целый день за тобой бегаю, а ты, как видно, святым духом питаешься… Да и поговорить нужно, по-моему. Ты не находишь?
Вообще-то есть хотелось уже давно. С утра не было аппетита, потому что его не было с тех пор, как Иван перестал готовить на ее кухне свои убойные завтраки и, главное, их не с кем стало делить. А потом она интуитивно почувствовала, хоть и не знала этого наверняка, что молиться лучше натощак. Так и получилось, что с самого утра у нее, как говорится, маковой росинки во рту не было.
Юлия растерянно оглянулась вокруг. Здесь, рядом со своим домом, перед глазами вдруг так явно возник тот самый салат «Оливье», что казалось кощунственным ужинать с кем-то еще… Тем не менее, она сказала, неожиданно для самой себя:
— Нахожу.
Он встал. Протянув руку, поднял Юлию с колен. Потом быстрым шагом, почти бегом, не выпуская ее руки, словно боялся потерять по дороге, вышел к шоссе. Там, разбрызгивая снежную слякоть, неслись машины, развозя своих уставших хозяев по домам. Он привычным жестом поднял руку, а когда через минуту рядом затормозила скромная иномарка, открыл перед Юлией заднюю дверь. Сам же сел вперед, назвал адрес:
— На Маросейку. Златоустьевский переулок. «Пропаганда», знаете? Ну, я покажу.
Какое-то время она молча глядела то в окно на мелькающие снежинки, наивно и жестоко разбивающиеся о стекло, то на белую шапочку, видневшуюся из-за спинки переднего сиденья. Потом не выдержала.
— Я чего-то не поняла или ты сказал, что следил за мной… целый день?
— Почти целый месяц, если честно…
— Ого!
Так, значит, ощущение взгляда было вызвано не нарушением психики. Похоже, она обречена на то, что за ней вечно без ее ведома будут наблюдать странные люди. С еще более странными намерениями.
— Я надеюсь, можно узнать — с какой целью? — саркастически спросила Юлия.
Он обернулся через плечо, и Юлия увидела в полумраке салона профиль с тонким прямым носом и чуть нависшими дугами темных бровей под шапочкой.