Раздался щелчок, будто закрылась дверь.
Все свечи погасли.
Дезориентация сжала его горло. В одиночестве, болтаясь в темноте без опоры под ногами, Рив был беззащитен перед охватившим его ужасом. Хуже всего лишиться зрения…
Замки в его торсе начали слегка дрожать, будто легкий ветерок подул по цепям, от чего те завибрировали.
О… Боже, нет.
В плечах защекотало, и ощущение это резко усилилось, стекая к животу, бедрам, направляясь к кончикам пальцев, покрывая его спину, поглощая шею и лицо. Он пытался смахнуть полчище руками, насколько мог дотянуться, но скольких бы насекомых он не отправлял на пол, все большее их количество оказывалось на их месте. Они были на нем, двигались по его телу, покрывая кожу непрерывно движущейся смирительной рубашкой, состоящей из едва ощутимых прикосновений.
Вибрация в ноздрях и вокруг ушей стала последней каплей.
Он бы закричал. Но тогда бы ему пришлось проглотить их.
* * *
В Колдвелле, в роскошном особняке, в котором он обязательно поселится, Лэш с ленивой тщательностью принимал душ, неторопливо намыливая тело мочалкой, между пальцами и за ушами, уделяя особое внимание плечам и пояснице. Незачем торопиться.
Чем дольше он ждет, тем лучше.
К тому же, в этой ванной стоит поторчать. Все по высшему разряду, от мрамора Каррера на полу и стенах, до золотых приборов и потрясного гравированного зеркала над полными раковинами.
Полотенца, висевшие на вычурных вешалках, были из Уол-Марта.
Да, их заменят как можно скорее. У Мистера Д в доме были только эти чертовы вещи, а Лэш не собирался мотаться по Колдвеллу, просто чтобы найти что-то получше, чтобы вытереть задницу – не сейчас, когда нужно опробовать новый тренажер. Но после утренней разминки, он залезет в Интернет и закажет мелочи вроде мебели, постельного белья, ковров и кухонной утвари.
Все доставят в тот домишко, где сейчас остановился Мистер Д с другими. Здесь парням из службы доставки не рады.
Лэш оставил свет в ванной включенным и вышел в главную спальню. Потолок был, как до войны, высоким, а, значит, настолько, что кучевые облака могли образоваться под ним и плыть вокруг вырезанной вручную лепнины, если бы атмосферные условия соответствовали. Пол был сделан из великолепной твердой древесины с вишневыми вкраплениями, а стены оклеены обоями с потрясающими темно-зелеными завитками, как на внутренней стороне обложек древних книг.
Окна только что завесили дешевыми одеялами, которые пришлось приколотить к молдингам – вопиющий позор. Но, как и с полотенцами, это изменится. Он также сменит кровать. Которой сейчас служил брошенный на пол матрас королевских размеров, чья белая, стеганая обнаженная кожа разлеглась, словно житель Среднего Запада, пытающийся приобрести модный загар.
Лэш сбросил полотенце с бедер, и его эрекция подпрыгнула:
– Мне нравится твоя лживая натура.
Принцесса подняла голову, в ее блестящих черных волосах мелькнула голубизна:
– Ты меня отпустишь? Секс будет гораздо лучше, обещаю.
– Мне плевать, насколько хорошим он будет.
– Уверен? – Она натянула прикрученные к полу стальные цепи. – Разве ты не хочешь, чтобы я прикасалась к тебе?
Лэш улыбнулся, окинув взглядом ее обнаженное тело… которое теперь стало его собственностью, и он мог делать с ним все, что пожелает. Она была даром короля симпатов, жестом доброй воли, жертвой, ставшей также наказанием за свою измену.
– Никуда ты не денешься, – сказал он. – А трах будет фантастическим.
Он будет иметь ее, пока не сломит, а затем возьмет с собой на улицу, чтобы она нашла ему вампиров для убийства. Идеальные отношения. А если принцесса ему наскучит или не сможет удовлетворить его сексуально или в качестве вампиро-искателя? Он от нее избавится.
Принцесса уперлась в него взглядом, кровавый цвет ее глаз был столь же ярким, как и проклятье в голосе:
– Ты меня освободишь.
Лэш опустил руку и начал поглаживать свой член:
– Только, чтобы уложить тебя в могилу.
Ее улыбка была чистым злом, и его яйца напряглись, словно он вот-вот кончит.
– Посмотрим, – сказала она низким, глубоким голосом.
Личная стража короля накачала Принцессу до того, как Лэш покинул колонию вместе с ней, и, уложив ее на кровать, развела ей ноги в стороны как можно шире.
Ее лоно блестело для него, Лэш это видел.
– Я никогда тебя не отпущу, – сказал он, опустившись на колени и схватив ее за щиколотки.
Ее кожа была мягкой и белоснежной, сердцевина тела – розовой, в цвет сосков.
Он оставит на ее худощавом теле много отметин. И, судя по тому, как двигались ее бедра, ей это понравится.
– Ты моя, – прорычал он.
На волне внезапного вдохновения он представил ошейник Короля – своего старого ротвейлера – вокруг ее тонкой шейки. Именные ярлыки будут прекрасно смотреться на ней, так же, как и собачья цепь. Идеально. Идеально, мать вашу.
МЕСЯЦ СПУСТЯ…
Элена проснулась от звона фарфора и запаха чая Ерл Грей. Открыв глаза, она увидела доджена в форме, изо всех сил старающегося удержать массивный серебряный поднос. На подносе была свежая булочка, накрытая хрустальной крышкой, баночка клубничного джема, кусочек сливочного сыра на крохотном фарфоровом блюдечке и, что Элена любила больше всего, вазочка с еще нераспустившимся цветком.
Каждую ночь цветок был разный. Сегодня – веточка падуба.
– Сашла, правда, ты не обязана делать это. – Элена села, отодвинув простыни, такие тонкие и мягкие, что они касались кожи нежнее летнего воздуха. – Это мило с твоей стороны, но, честно говоря…
Горничная поклонилась и стеснительно улыбнулась:
– Мадам должна просыпаться к должной трапезе.
Элена подняла руки, когда ей на ноги поставили стойку, а сверху – поднос. Глядя на бережно отполированное серебро и заботливо приготовленную еду, она в первую очередь подумала о том, что то же самое ее отцу принес доджен-дворецкий по имени Эран.
– Вы так добры к нам, – сказала она, поглаживая изящное, с завитками основание ножа. – Все вы. Вы столь радушно приняли нас в этом шикарном доме, и мы очень вам благодарны.
Когда Элена подняла взгляд, глаза додженабыли полны слез, и горничная быстро промокнула их платочком:
– Мадам… вы и ваш отец преобразили этот дом. Мы исполнены счастья, что вы стали нашими хозяевами. Все… по-другому теперь, когда вы здесь.
Большего горничная ничего не сказала, но то, как она и весь персонал вздрагивали первые пару недель, показало Элене, что Монтрег был не самым мягким главой дома.