– Все в порядке?
– Спит как младенец.
И в этот момент Дадли счел нужным гавкнуть.
Медсестра непонимающе уставилась на меня, а я притворилась, будто чихаю.
– Вот это да, – покачала я головой. – От этой пыльцы спасения нет.
Прежде чем она успела ответить, я поспешила в палату Клэр и закрыла за собой дверь. Затем расстегнула сумку, и Дадли ракетой вылетел наружу. Бросившись нарезать круги по комнате, он едва не сшиб капельницу.
Собак не зря не пускают в больницу, но если Клэр хотелось пожить нормально, я должна была обеспечить ей нормальную жизнь. Схватив Дадли, я водрузила его на кровать, где он тут же принялся нюхать одеяло и лизать руку Клэр.
Она открыла глаза и, увидев собаку, впервые за долгое время улыбнулась.
– Ему же нельзя здесь находиться, – прошептала она, Погружая пальцы в густую шерсть на собачьем загривке.
– Донесешь?
Клэр, опираясь на обе руки, с трудом приподнялась и позволила псу умоститься у нее на коленях. Пока она почесывала у него за ушами, он пытался перегрызть провод, тянущийся из-под рубашки Клэр к кардиомонитору.
– Времени у нас мало, – быстро сказала я. – Кто-нибудь непременно…
В этот момент в палату вошла медсестра с цифровым термометром.
– Проснись и пой, малышка, – начала она, но тут заметила на кровати собаку. – Откуда здесь этот пес?!
Я посмотрела на Клэр, затем перевела взгляд на медсестру.
– Пришел в гости? – предложила я как вариант.
– Миссис Нилон, в этот корпус нельзя приводить даже служебных собак, если у вас нет справки от ветеринара. Должны быть сделаны все прививки, в стуле не должно быть паразитов…
– Я просто хотела порадовать Клэр. Клянусь, он не выйдет за пределы палаты.
– Даю вам пять минут, – сказала медсестра. – Но вы должны пообещать, что больше не будете приводить его до самой пересадки.
Клэр, мертвой хваткой вцепившаяся в собаку, удивленно подняла глаза.
– Пересадки? – повторила она. – Какой еще пересадки?
– Ну, теоретически… – попыталась выкрутиться я.
– Доктор By не назначает теоретических пересадок, – заметила медсестра.
– Мама? – Клэр заморгала от удивления. В ее голосе зазвучала дрожащая нотка.
Медсестра развернулась и уже в дверях сказала:
– Я начинаю отсчет.
– Это правда? – спросила Клэр. – Мне нашли сердце?
– Мы еще не уверены. Все не так просто…
– Никогда не бывает просто. Сколько уже сердец оказались не такими замечательными, как думал доктор By?
– Ну, это сердце… Оно еще не готово к трансплантации. Им еще, так сказать, пользуются.
Клэр засмеялась.
– И что ты собираешься делать? Убьешь кого-то?
Я не ответила.
– Она что, старая? Или больная? Как она вообще может быть донором, если она старая и больная?
– Солнышко, – сказала я, – нам просто нужно подождать, пока донора казнят.
Клэр не была дурой. Я видела, как она мысленно согласовывает новую информацию с тем, что слышала по телевизору. Пальцы ее еще крепче вцепились в Дадли.
– Ни за что, – тихо сказала она. – Я не приму сердце человека, который убил моего отца и сестру.
– Он хочет его тебе отдать. Он сам предложил.
– Это какое-то извращение, – сказала Клэр. – Ты извращенка.
Она попыталась встать, но помешали хитросплетения трубок и проводов.
– Даже доктор By уверяет, что его сердце идеально тебе подходит. Я не могла ответить отказом.
– А как насчет меня? Разве я не могу ответить отказом?
– Клэр, солнышко мое, ты же сама знаешь, какая Это редкость. Я вынуждена была согласиться.
– А теперь откажись, – потребовала она. – Скажи, что мне его дурацкое сердце не нужно.
Я без сил опустилась на больничную кровать.
– Это же просто мускул. Это не значит, что ты станешь на него похожа. – Я сделала паузу. – Кроме того, он перед нами в долгу.
– Ничего он не в долгу! Как ты не поймешь? – На ее глаза набежали слезы. – Ты не сможешь свести с ним счеты, мама. Все нужно начинать заново.
В мониторах зазвучал сигнал тревоги: пульс участился, сердце билось слишком сильно. Дадли залаял.
– Клэр, прошу тебя, успокойся…
– Дело не в нем! – выкрикнула она. – И даже не во мне. Дело в тебе! Ты хочешь, чтобы он поплатился за Элизабет. Ты хочешь с ним поквитаться. А я тут при чем?
Медсестра вплыла в палату, как гигантская белая сельдь, и принялась хлопотать вокруг Клэр.
– Что тут происходит? – спросила она, проверяя многочисленные трубки и капельные клизмы.
– Ничего, – хором ответили мы.
Медсестра сурово посмотрела на меня.
– Я настоятельно советую вам забрать собаку и дать Клэр отдохнуть.
Я с трудом загнала Дадли обратно в сумку.
– Подумай об этом, – взмолилась я.
Не обращая на меня внимания, Клэр засунула руку в сумку и погладила пса.
– До свидания, – прошептала она.
Я вернулся в Святую Катрину и сказал отцу Уолтеру, что зрение мое помутилось, но Бог смог открыть мне глаза на истину.
Я просто не стал уточнять, что Бог – так уж вышло – сидел в камере смертников примерно в трех милях от нашей церкви и дожидался срочного судебного заседания, назначенного на эту неделю. Каждую ночь я читал по три молитвы на четках – в искупление лжи, – но я должен был быть там. Мне нужно было проводить с пользой то время, которое я раньше уделял Шэю. А после моего признания в больнице он отказывался со мною видеться.
Отчасти я понимал его реакцию: представьте, каково это, когда ваш наперсник предает вас. Но, с другой стороны, я все ждал, когда начнет действовать божественное всепрощение. Впрочем, если Евангелие от Фомы заслуживает доверия, неважно, какими расстояниями и временными отрезками Шэй отделял себя от меня: на самом деле мы всегда были вместе, человек и бог – две стороны одной медали.
И потому я каждый день в двенадцать часов лгал отцу Уолтеру, будто иду в гости к выдуманной супружеской паре и силюсь отговорить их от развода. Вместо того я садился на мотоцикл и ехал к тюрьме, проталкивался через толпу и просил о свидании с Шэем.
Офицер Уитакер сопровождал меня на ярус I, когда я проходил через металлодетекторы у комнаты для свиданий.