Время до полночи уходит на разрез от пояса до середины бедра. Нож все соскальзывает, режет и колет ногу. Ко времени, когда Мисти добирается до колена, она проваливается в сон. Заляпанная и залепленная высохшей кровью. Присохнув к постельному белью. В три утра она только на полпути по лодыжке. Она почти свободна – но она засыпает.
Что-то будит ее; нож остался в руке.
Еще один самый долгий день в году. Снова.
Шум был от хлопнувшей на стоянке дверцы автомобиля. Придерживая расщепленный гипс, Мисти удается прихромать к окну и выглянуть. Это бежевая казенная машина округа детектива Стилтона. На улице его нет, так что он, наверное, в вестибюле гостиницы. Может быть, ищет ее.
Может быть, найдет ее в этот раз.
Мисти снова берется за рубку столовым ножом. Кромсая в полусне, колет себя в икроножную мышцу. Выплескивается кровь, темно-красная на белой-белой коже от очень долгого пребывания ноги взаперти. Мисти снова рубит и попадает себе в голень – лезвие пронзает тонкую кожу, натыкаясь на кость.
Она продолжает кромсать, нож выбрасывает кровь и гипсовые обломки. Осколки птиц и цветочков Тэбби. Клочки ее кожи и волосинок. Мисти вцепляется обеими руками в края распила. Вскрывает гипс, пока нога не высвобождается наполовину. Ее прищемляют рваные края; вгрызаясь в порезанную кожу, вонзаются гипсовые иглы.
О, дорогой милый Питер, тебе не нужно рассказывать, как это больно.
Ты чувствуешь?
В пальцы вгрызаются осколки гипса, Мисти держит рваные края и тянет их в разные стороны. Мисти сгибает колено, заставляя его вырваться из прямого гипса. Сначала – бледная коленная чашечка, измазанная кровью. Так появляется голова младенца. Макушка. Птенец проклевывается из скорлупы. Потом бедро. Рождается ее ребенок. Наконец из развороченного гипса на волю вырывается голень. Встряхнувшись один раз, она высвобождает ногу, – и гипс соскальзывает, катится, валится, и рушится на пол.
Куколка. Появление на свет бабочки, усталой и окровавленной. Переродившейся.
Гипс с такой силой грохает в пол, что вздрагивают занавески. Гостиничная картина в рамке хлопает по стене. Зажав руками уши, Мисти ждет, явится ли кто-нибудь полюбопытствовать. Увидит, что она на свободе, и запрет снаружи дверь.
Мисти ждет на протяжении трехсот быстрых ударов сердца. Считает. И – ничего. Ничего не происходит. Никто не является.
Мисти мягко и медленно распрямляет ногу. Мисти сгибает колено. Проверяет. Не больно. Опершись на тумбочку, Мисти сбрасывает ноги с кровати и выгибает их. Разрезает окровавленным столовым ножом мотки хирургической липкой ленты, которыми к ее здоровой ноге прилеплен катетер. Вытаскивая из себя трубочку, она сматывает ее на руке и откладывает в сторону.
Один, три, пять осторожных шагов к чулану, из которого она достает блузку. Пару джинсов. Внутри, на пластиковом тремпеле, висит белое атласное платье, которое Грэйс сшила к ее художественному представлению. Свадебное платье Мисти, рожденное заново. Когда она ступает в джинсы, застегивая пуговицу и змейку, когда тянется за блузкой – джинсы спадают на пол. Вот сколько веса она потеряла. Бедер больше нет. Задница – два пустых мешка из кожи. Джинсы съехали на лодыжки, измазанные кровью от порезов, которые нанес ногам столовый нож.
Есть юбка по размеру, но не из ее вещей. Она принадлежит Тэбби, клетчатая шерстяная юбка, наверное, подобранная Грэйс.
Даже туфли свободно болтаются, и Мисти приходится скрутить пальцы ног узлом, чтобы те не спадали.
Мисти прислушивается, пока коридор за дверью на слух пустеет. Она направляется к лестнице, юбка липнет к крови на ногах, в трусах царапаются обритые лобковые волосы. Скрутив пальцы ног, Мисти спускается на четыре пролета, в вестибюль. Там у конторки ждут люди, стоя посреди багажа.
Сквозь двери вестибюля, снаружи на стоянке видна бежевая казенная машина округа.
Женский голос восклицает:
– О Боже мой, – какая-то летняя женщина, стоящая у камина. Выгибая у рта руку с ногтями пастельного тона, она таращится на Мисти и повторяет. – Боже, ваши ноги.
В одной руке Мисти до сих пор сжимает окровавленный столовый нож.
Теперь люди перед конторкой разворачиваются и наблюдают. Портье за конторкой, – из Бартонов, Сеймуров или Кинкэйдов, – отворачивается и шепчет, прикрывшись ладонью, портье-соседке, а та снимает трубку внутреннего телефона.
Мисти направляется в сторону столовой, мимо бледных лиц, мимо людей, которые вздрагивают и отводят взгляд. Мимо летних женщин, которые подглядывают сквозь паучьи пальчики. Мимо хозяйки. Мимо столиков номер три, семь, десять и четыре, – а тут, за шестым столиком, сидит детектив Стилтон с Грэйс Уилмот и доктором Туше.
Тут оладьи с малиной. Кофе. Пирожные. Половинки грейпфрута в чашах. У них завтрак.
Мисти добирается к ним, сжимая окровавленный нож, и говорит:
– Детектив Стилтон, моя дочь. Моя дочь, Тэбби, – продолжает Мисти. – Я думаю, она еще жива.
Остановив на полпути ко рту ложечку для грейпфрута, Стилтон спрашивает:
– А ваша дочь умирала?
Утонула, сообщает ему Мисти. Он должен выслушать. Неделю, три недели назад. Мисти не знает. Не уверена. Ее заперли на чердаке. Надели, этот самый, здоровенный гипс ей на ногу, чтобы не сбежала.
А ее ноги под клетчатой шерстью покрыты стекающей кровью.
Теперь уже вся столовая наблюдает. Слушает.
– Тут умысел, – продолжает Мисти. Вытягивает руки, чтобы напуганное лицо Стилтона успокоилось. Мисти говорит:
– Спросите Энджела Делапорта. Скоро случится что-то ужасное.
Ее руки в засохшей крови. В ее крови. В крови с ног, пропитавшей клетчатую юбку.
Чей-то голос окрикивает:
– Ты ее испортила!
Мисти оборачивается – и это Тэбби. Она в дверном проеме столовой, одетая в цветастую блузку и черные слаксы, сшитые на заказ. У нее мальчишески короткая стрижка, сережка в ухе – красное эмалированное сердечко, которое сто лет назад Уилл Таппер на глазах Мисти вырвал из уха.
Доктор Туше спрашивает:
– Мисти, ты снова пила?
Тэбби говорит:
– Мам… моя юбка.
А Мисти произносит:
– Ты жива.
Детектив Стилтон промокает салфеткой рот. Говорит:
– Ну, хоть кто-то у нас жив.
Грэйс ложечкой насыпает сахар в кофе. Добавляет молока, и помешивает со словами:
– Вы в самом деле считаете, что убийство совершили эти люди из ООБЗС?
– Убили Тэбби? – переспрашивает Мисти.
Тэбби подходит к столику и склоняется у бабушкиного стула. У нее между пальцев заметна легкая никотиновая желтизна, когда она поднимает блюдце, изучая расписную кайму. Она золотая, в ней повторяющаяся гирлянда русалок и дельфинов.