А Грэйс присела на сверкающий табурет с розовой обивкой, у внушительного туалетного стола; повсюду перед ней по стеклянной крышке разложена косметика и украшения. Серебряное карманное зеркальце и щетки для волос.
Сувениры, оставленные благосостоянием.
И Грэйс произносит:
– Tu es ravissante ce soir, – говорит. – Ты очаровательна этим вечером.
У Мисти теперь появились скулы. И ключицы. У нее костлявые, белые, выпирающие плечи, прямые как тремпель, торчат из платья, которое в своей прошлой жизни было свадебным. Платье спадает от выреза на плече, собранный складками белый атлас, уже болтающийся и мешковатый, потому что Грэйс обмеряла ее целых несколько дней назад. Или недель. А лифчик и трусы так велики, что Мисти решила обойтись без них. Мисти худа почти как ее муж, иссушенный скелет, через который машины прокачивают витамины и воздух.
Худа как ты.
Волосы стали длиннее, чем до происшествия с коленкой. Кожа отбелилась до белоснежного от такого долгого пребывания в четырех стенах. У Мисти талия и впалые щеки. У Мисти один подбородок, и шея кажется длинной, жилистой от мышц.
Она отощала настолько, что глаза и рот на вид огромны.
Прежде чем объявиться сегодня вечером, Мисти позвонила в полицию. Не только детективу Стилтону – Мисти позвонила в патрульную службу штата и в Федеральное бюро расследований. Мисти сообщила, что сегодня вечером ООБЗС совершит нападение на художественную выставку, в гостинице на острове Уэйтензи. После этого Мисти позвонила в пожарную часть. Мисти сказала им – в семь или полвосьмого сегодня вечером на острове будет катастрофа. Привезите «скорые», сказала она. Потом позвонила в теленовости и попросила их прислать группу с самым большим, самым прочным трансляционным фургоном, какой у них есть. Мисти обзвонила радиостанции. Она обзвонила всех, кроме бойскаутов.
В спальне Грэйс, в этом доме с наследием из имен и лет, расписанных тут же, на внутренней стороне парадной двери, Мисти сообщает Грэйс, что затея той на сегодняшний вечер сорвана. Пожарные и полиция. Телекамеры. Мисти пригласила целый мир, и все они будут в гостинице к открытию выставки.
А Грэйс, цепляя в ухо сережку, смотрит на отражение Мисти в зеркале и отзывается:
– Ну конечно пригласила, но звонила ты им в последний раз.
Мисти спрашивает – что Грэйс имеет в виду – «в последний раз»?
– И нам очень хотелось бы, чтобы ты этого не делала, – продолжает Грэйс. Разглаживает волосы ладонями узловатых рук, со словами:
– Из-за тебя конечное число жертв будет только больше, чем нужно.
Мисти возражает, мол, никакого числа жертв не будет. Мисти рассказывает, что украла ее дневник.
Позади нее чей-то голос произносит:
– Мисти, дорогая, нельзя украсть то, что и так принадлежит тебе.
Этот голос позади. Мужской голос. Это Гэрроу, Гарри, отец Питера.
Твой отец.
На нем смокинг, его седые волосы собраны в корону над прямоугольным лбом, нос и подбородок остро выдаются. Человек, которым должен был бы стать Питер. У него пахнет изо рта. Руки, прирезавшие Энджела Делапорта в ее постели. Те сожженные дома, внутри которых Питер оставил надписи, пытаясь предупредить людей и заставить их держаться от острова подальше.
Человек, который пытался убить Питера. Убить тебя. Собственного сына.
Он стоит в коридоре, держа Тэбби за руку. Твою дочь за руку.
Просто на заметку: кажется, Тэбби покинула ее целую жизнь назад. Сбежала от нее, ухватив холодную руку человека, в котором Мисти привиделся убийца. Статуи в зарослях. На старом кладбище Уэйтензийского мыса.
Локти Грэйс взлетают в воздух, руки застегивают на затылке нить жемчуга, и она спрашивает:
– Мисти, дорогая, ты помнишь своего свекра, так ведь?
Гэрроу склоняется, целуя Грэйс в щеку, и говорит:
– Ну конечно помнит.
У него пахнет изо рта.
Грэйс вытягивает руки, загребая воздух, и зовет:
– Тэбби, иди поцелуй меня. Взрослым пора идти на вечер.
Сначала Тэбби. Теперь Гэрроу. Чему еще не учат на худфаке – что сказать, когда человек воскресает из мертвых.
Мисти спрашивает Гэрроу:
– Разве вас не кремировали?
А Гэрроу поднимает руку, глядя на часы. Отвечает:
– Ну, не в следующие четыре часа.
Одергивает манжету, пряча наручные часы, и продолжает:
– Нам бы хотелось сегодня вечером представить тебя публике. Мы доверяем тебе сказать пару слов в качестве приветствия.
Что же, говорит Мисти, все равно ему известно, что именно она всем скажет. Бежать. Покинуть остров и не возвращаться. То же, что пытался сказать им Питер. Мисти сообщит им, что один человек погиб, а другой в коме, из-за какого-то безумного островного проклятия. В ту секунду, когда ее пустят на сцену, она заорет – «Пожар!». Она на черт знает что готова, чтобы очистить помещение.
Тэбби подступает к Грэйс, которая сидит на табурете у столика. А Грэйс произносит:
– Лучшего мы и желать не можем.
Гэрроу просит:
– Мисти, дорогая, поцелуй свою свекровь, – говорит. – И, прошу тебя, прости нас. Мы больше не станем докучать тебе после сегодняшнего вечера.
КАК ГЭРРОУ рассказал Мисти. Как он растолковал предание островитян – она не может не преуспеть в роли художника.
Она обречена на славу. Проклята талантом. Одну жизнь за другой.
Она побывала Джотто Дибодоне, потом Микеланджело, потом Яном Вермеером.
Или, может, Мисти была Яном ван Эйком, Леонардо да Винчи и Диего Веласкесом.
Потом Морой Кинкэйд и Констенс Бартон.
А теперь она Мисти Мария Уилмот, но меняется только ее имя. Она всегда была художницей. И всегда будет художницей.
Чему не учат на худфаке – это тому, что всю жизнь можно открывать, кем ты уже побывала.
Просто на заметку – это слова Гэрроу Уилмота. Сумасшедшего убийцы, отца Питера. Гарри Уилмота, который скрывался со времени перед свадьбой Питера и Мисти. Перед рождением Тэбби.
Твоего сумасшедшего отца.
Если верить Гэрроу Уилмоту, Мисти – все лучшие художники из живших на свете.
Двести лет назад Мисти была Морой Кинкэйд. Сто лет назад – Констенс Бартон. В той прошлой жизни Констенс увидела на одном из сынов острова украшение, когда тот путешествовал по Европе. То было кольцо, ранее принадлежавшее Море. Он случайно нашел ее и привез назад. После смерти Констенс люди обнаружили, что ее дневник совпадал с дневником Моры. Их судьбы были одинаковы, и Констенс спасла остров так же, как некогда спасла его Мора.