– Ну что, старина Уоррен, – обратился к мужчине санитар, – похоже, тебе придется прокатиться с нами.
Когда «скорая» уехала, Клэр уже не могла сдерживать ярость. Она поглядела вниз, на кровь, которая застыла на асфальте.
– Это неслыханно, господа! – воскликнула она. – Неужели никто не попытался помочь ему? Неужели вам всем все равно?
– Они просто напуганы, – ответила за всех кассирша.
Клэр обернулась к ней.
– По крайней мере вы могли бы уберечь его от травмы. Припадок – это ведь не заразно.
– Мы не припадка боимся. А его.
Клэр недоуменно покачала головой.
– Вы боитесь старика? Да что он вам сделает?
Ее вопрос остался без ответа. Клэр вглядывалась в лица людей, но ни один из них не решился взглянуть на нее. И никто не проронил ни слова.
Когда Клэр добралась до больницы, врач реанимации, уже залатавший рану на голове Уоррена Эмерсона, царапал что-то на дощечке с зажимом.
– Пришлось наложить восемь швов, – сообщил Макнелли. – К тому же у него было незначительное обморожение носа и ушей. Видимо, долго находился на холоде.
– Минут двадцать как минимум, – сказала Клэр. – Как думаете, ему требуется госпитализация?
– Ну, его припадки – это хроническая проблема, а по неврологии у него вроде бы все в порядке. Но он здорово ударился головой. Трудно сказать, с чем была связана потеря сознания – то ли с приступом, то ли с травмой черепа.
– У него есть лечащий врач?
– В настоящее время нет. По нашим записям, последний раз его госпитализировали в 1989 году по предписанию доктора Помроя. – Макнелли поставил свою подпись в реанимационном расписании и поднял глаза на Клэр. – Хотите взять его себе?
– Как раз собиралась предложить, – ответила она.
Макнелли передал ей старую больничную карту Эмерсона.
– Приятного чтения.
В папке хранились записи о госпитализации Эмерсона в 1989 году и краткие отчеты о вызовах врачей «скорой», скопившиеся за несколько лет. Она открыла страницу, датированную 1989 годом, и узнала каракули доктора Помроя. Это была скупая запись, отразившая только основные факты:
«История: 57-летний мужчина, белый, случайно задел левую ступню топором, когда колол дрова пять дней назад. Рана воспалилась, пациенту больно наступать на ногу.
Физическое состояние: Температура 37,2°. На левой ступне резаная рана длиной два сантиметра, края затянулись. Кожный покров вокруг раны теплый, красный, мягкий. Увеличение лимфатических узлов в левой части паховой области.
Диагноз: панникулит.
Назначено: антибиотики внутривенно».
Не обнаружилось ни предыдущей истории болезни, ни записи о социальном статусе пациента – никаких свидетельств, что инфицированная ступня имеет отношение к живому человеку.
Клэр отыскала записи, сделанные врачами «скорой помощи». Двадцать пять страниц хранили историю двадцати пяти вызовов за последние тридцать лет, и все они были связаны с одним и тем же недугом: «Хроническая эпилепсия, припадки…», «припадок, травмирована кожа головы…», «припадок, рваная рана щеки…» Припадок, припадок, припадок. И каждый раз доктор Помрой выпускал Эмерсона из больницы без дальнейшего обследования. Она так и не нашла сведений о какой-либо диагностике.
Пусть пациенты любили Помроя, но в данном случае он явно проявил халатность.
Клэр зашла в комнату для осмотров.
Уоррен Эмерсон лежал на процедурном столе лицом вверх. На фоне новенького, сверкающего оборудования, которое его окружало, одежда старика казалась еще более ветхой и потрепанной. Ему частично сбрили волосы, на коже головы виднелись свежие швы. Услышав, что кто-то вошел, старик медленно повернул голову в сторону Клэр. Казалось, он узнал ее – слабая улыбка тронула его губы.
– Господин Эмерсон, – обратилась к нему Клэр. – Я доктор Эллиот.
– Вы были там.
– Да, когда у вас случился приступ.
– Я хотел поблагодарить вас.
– За что?
– Я не люблю приходить в себя в одиночестве. Я не люблю, когда… – Он замолчал и уставился в потолок. – Можно мне домой?
– Вот об этом я и хотела поговорить с вами. Поскольку доктор Помрой скончался, у вас теперь нет лечащего врача. Хотите, чтобы я стала вашим доктором?
– Мне уже не нужен врач. Мне уже никто не поможет.
Улыбнувшись, она потрепала его по плечу. Под пыльными слоями одежды его тело казалось усохшим, мумифицированным.
– Думаю, я смогу вам помочь. Прежде всего нам с вами нужно попытаться контролировать эти приступы. Как часто они случаются?
– Не знаю. Иногда я просыпаюсь на полу и догадываюсь, что это был приступ.
– А у вас нет домашних? Вы живете один?
– Да, мэм. – Он грустно улыбнулся. – Ну, если не считать кошки, Моны.
– А как вам кажется, часто ли случаются приступы?
Он заколебался.
– Несколько раз в месяц.
– И какие лекарства вы принимаете?
– Я уже давно отказался от них. Никакого толку от этих таблеток.
Клэр раздраженно вздохнула.
– Господин Эмерсон, вы не можете вот так запросто отказаться от лекарств.
– Но они мне больше не нужны. Я уже готов умереть. – Он произнес это тихо, без какого-либо страха, даже без намека на жалость к самому себе. Это была скорее констатация факта: «Я скоро умру, и с этим ничего не поделаешь».
Она уже слышала подобные предсказания от других пациентов. Их доставляли в больницу в далеко не безнадежном состоянии, и тем не менее они с тихой убежденностью говорили Клэр: «На этот раз мне не выкарабкаться». Она пыталась переубедить их, хотя и чувствовала леденящее душу приближение смерти. Казалось, пациенты всегда знали, что конец близок. Если они говорили, что умрут, то непременно умирали.
Глядя в спокойные глаза Уоррена Эмерсона, она снова ощутила этот холодок. Но, отбросив ненужные сомнения, продолжила осмотр.
– Я должна посмотреть ваши глаза, – сказала она, потянувшись за офтальмоскопом.
Он обреченно вздохнул и позволил ей исследовать сетчатку.
– Вы когда-нибудь обращались к невропатологу по поводу ваших припадков? Может быть, к нейрохирургу?
– Было дело, только очень давно. Когда мне было семнадцать. От удивления она резко выпрямилась и убрала офтальмоскоп.
– Но ведь прошло почти пятьдесят лет.
– Он-то мне и сказал, что у меня эпилепсия. И что это на всю жизнь.
– И с тех пор вы не были у невропатолога?