Позволяла ему ускользнуть, уйти неузнанным. «Зато теперь я знаю тебя в лицо…»
— Джулия?
Повернувшись, она обнаружила, что он, помятый и уставший после долгого полета, стоит прямо у нее за спиной. Не долго думая, она просто взяла и заключила его в объятия, а Том удивленно усмехнулся.
— Вот это прием! Я и не ожидал такого, — признался он.
— Я так рада, что нашла тебя!
— Я тоже, — тихо ответил он.
— Ты был прав. Ох, Том, как же ты был прав!
— Насчет чего?
— Как-то ты сказал, что знаешь меня. Что мы встречались и раньше.
— А мы встречались?
Она посмотрела на него, на то самое лицо, которое сегодня днем видела на портрете. Лицо, которое она всегда знала, всегда любила. «Лицо Норри».
Джулия улыбнулась:
— Да.
1888 год
Так вот, Маргарет, теперь Вы обо всем узнали, и я покоен, что эта история не умрет вместе со мной.
Ваша тетушка Роза так и не вышла замуж, и у нее не было собственных детей, но, поверьте мне, дорогая
Маргарет, вы принесли ей столько радости, сколько иные не имеют и в несколько жизней. Олдос Гренвилл недолго прожил после этих происшествий, но он был счастлив провести несколько лет рядом с Вами. Надеюсь, Вы не держите на него зла за то, что публично он так и не признал Вас своей дочерью. Вспоминайте лучше о том, как щедро обеспечивал он Вас и Розу средствами к жизни, о том, что именно он завещал Вам свое загородное имение в
Вестоне, где Вы теперь построили дом. А как бы он гордился Вашим острым пытливым умом! Как был бы горд узнать, что его дочь оказалась в числе первых выпускниц нового женского медицинского колледжа! Удивительно, что мир так переменился — в конце концов и женщинам нынче подвластны великие достижения.
Теперь будущее принадлежит нашим внукам. Вы писали, что Ваш внук Сэмюэл уже продемонстрировал замечательные способности к науке. Вы наверняка рады этому, ведь Вам, как никому иному, известно: нет призвания благороднее, чем труд лекаря. Я всем сердцем надеюсь, что юный Сэмюэл последует этой склонности и продолжит дело своих самых выдающихся предков. Те, кто спасает чужие жизни, обретают особую форму бессмертия — и в поколениях, ими оберегаемых, и в потомках, кои иначе не появились бы на свет. Лечить — значит оставлять свою метку в грядущем.
А потому, милая Маргарет, заключительное свое письмо я завершу благословением Вашему внуку.
Благословения выше этого я не дал бы ни ему, ни кому-либо иному. Пусть он станет врачом.
Искренне Ваш, О.В.Х.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
В марте 1833 года Оливер Венделл Холмс, покинув Бостон, уплыл во Францию, где в течение двух лет завершал медицинское образование. В знаменитой Медицинской школе Парижа юный Холмс имел доступ к неограниченному количеству анатомических образцов, а его наставниками были лучшие в мире умы — медики и ученые. В Бостон он вернулся куда более образованным врачом, чем большинство его американских современников.
В 1843 году в Бостонском обществе усовершенствования медицины он представил свою работу под названием «Заразность родильной горячки». Она считается его величайшим вкладом в американскую медицину. В ней предлагалась небывалая практика, которая, будучи в наши дни вполне очевидной, в те времена казалась радикально новой. Она спасла бессчетное количество жизней, уберегла людей от массы страданий, и все благодаря простому и одновременно революционному предложению Оливера Венделла Холмса: врачам всего навсего нужно мыть руки.