Несколькими минутами спустя странно потемнело и холодный серый свет хлынул в панорамные окна. Включили электрическое освещение.
В следующую секунду мы уже находились в центре грозы и слышали, как град стучит по нашему огромному корпусу. Звук был такой, словно тысячи автоматических ружей одновременно открыли огонь. Не было слышно ни слова. Температура резко упала, и мы дрожали от холода, пока система обогрева не перестроилась на новые условия. Вокруг нас бушевали громы и молнии, и «Лох Этив» слегка вздрагивала, однако ее моторы ревели упрямо, и мы все глубже погружались в черные клубящиеся тучи. Не было никакой опасности, что молния ударит в наш полностью изолированный корпус. В конце концов облака расступились, и мы увидели кипящее море.
– Я рад, что мы не там, внизу, – заметил с ухмылкой капитан Хардинг. – Раз за разом будешь радоваться тому, что люди додумались до воздушных кораблей.
В телефонных приемниках рубки зазвучала нежная музыка. Капитан велел второму помощнику ее выключить.
– Почему это считается чем-то хорошим – никогда не понимал.
У меня свело желудок, когда корабль провалился в воздушную яму, прежде чем снова стабилизироваться. Я ощутил нечто вроде страха. Впервые с тех пор, как майор Пауэлл подобрал меня в Теку Бенга, я нервничал на борту воздушного корабля. А с того дня, казалось, прошли столетия.
– И вправду тошнотная посадка, – проворчал капитан. – Самая скверная из всех, что упомню, для этого времени года, – он застегнул сюртук. – Что у нас с высотой, штурман?
– Мы держим ее, сэр.
Дверь в рубку распахнулась, и ворвался третий офицер. Он был в бешенстве.
– Что случилось? – спросил я его.
– Черт бы его побрал! – выругался он. – Я только что выдержал настоящую баталию с вашим закадычным дружком, Бастэйбл. Этот мерзкий тип Рейган! Он вопил насчет спасательных шлюпок и парашютов. Совсем рехнулся. Никогда еще не встречал таких пассажиров. Сказал, что хочет спрыгнуть. У меня была с ним отвратительная перебранка. Он желает говорить с вами, сэр. Немедленно, – третий офицер обращался к капитану.
Я улыбнулся Хардингу, который ответил мне растерянной усмешкой.
– И что вы ему сказали, третий?
– Решил, что только так смогу его успокоить, сэр, – третий офицер нахмурился. – Это было единственное, что мне еще пришло в голову, иначе все закончилось бы попросту тем, что я набил бы ему морду.
– Этого бы лучше не делать, третий, – капитан вынул свою трубку и зажег ее. – Для компании будет не слишком хорошо, если он вздумает на нас жаловаться, а? Кроме того, мы несем особую ответственность – вежливость по отношению к империалистической Америке и все такое прочее.
Третий офицер повернулся ко мне:
– Вероятно, вам он тоже уже рассказывал о том, что у него большие политические связи в высших правительственных кругах Америки и что они вас в порошок сотрут.
Я невольно рассмеялся:
– Нет, до меня он с этим еще не добрался.
Затем град забарабанил еще сильнее и ветер взвыл так яростно, словно для него было оскорблением видеть, что мы все еще остаемся в воздухе. Корабль нырнул на пугающую глубину, затем снова выровнялся. Он дрожал от кормы до носа. Снаружи было темно хоть глаз выколи. Молнии вспыхивали вокруг нас. Намереваясь успокоить пассажиров, я пошел к двери, поскольку в рубке, собственно, делать мне было нечего.
В этот момент дверь рванули и ввалился Рейган – олицетворение обнаженного ужаса – со свитой бледных скаутов.
Приближаясь к капитану Хардингу, Рейган дико размахивал своей тростью:
– Я несу ответственность за этих мальчиков, капитан. Их родители доверили мне их жизни! Я требую, чтобы нам немедленно были выданы спасательные шлюпки и парашюты!
– Пожалуйста, вернитесь в свою каюту, сэр! – твердо отвечал Хардинг. – Корабль абсолютно надежен.
Однако было бы лучше, если бы пассажиры сейчас по нему не бродили. Особенно это касается рубки. Если вы нервничаете, корабельный врач с удовольствием снабдит вас успокоительным.
Вместо ответа Рейган проревел бессвязную чушь. Капитан Хардинг сунул трубку в рот и повернулся к нему спиной:
– Прошу вас, оставьте мою рубку, сэр!
Я подошел к нему:
– Полагаю, теперь вам лучше…
Но Рейган положил свою мясистую руку на плечо капитана Хардинга.
– Послушайте, капитан! Я имею право…
Капитан повернулся к нему и произнес ледяным тоном:
– Может быть, кто-нибудь из господ офицеров все-таки будет столь любезен и проводит этого пассажира в его каюту?
Третий помощник и я схватили Рейгана и оттащили его назад. Он был так ошарашен, что оказал весьма слабое сопротивление. Он трясся всем телом. Мы выволокли его из рубки в коридор, где я подозвал двух матросов, чтобы передать «Ронни» им, поскольку пришел в такую ярость от угроз Рейгана капитану Хардингу, что не был больше уверен в своей выдержке. Мне казалось, что я не смогу обходиться с этим человеком спокойно.
Когда я вернулся в рубку, Хардинг курил свою трубочку, как будто ничего не случилось.
– Проклятая истеричная баба, – проворчал он про себя. – Надеюсь, скоро мы выйдем из полосы шторма.
Когда мы наконец достигли Таити и пробились сквозь облака в надежде стать на якорь, нашим глазам открылась картина острова, над которым только что отбушевал тайфун. Корабль трясло и раскачивало, и мы не могли ничего сделать, кроме как удерживать его в воздухе.
Целые пальмовые рощи были повалены на землю ветром. Многие здания получили тяжелые повреждения. В аэропарке остались только три причальные мачты, и у них уже стояли два корабля. Потребовался весь имеющийся в наличии дополнительный кабель, чтобы надежно укрепить их.
Полностью уяснив себе положение, капитан приказал штурману описать над аэропарком круг и оставил рубку.
– Сейчас вернусь, – сказал он.
Третий помощник подмигнул мне.
– Ничуть не удивлюсь, если он решил порадовать себя глоточком рома. Не осудишь, после такого шторма, да еще с этим Рейганом на борту.
Большой корабль продолжал кружить сквозь яростно завывающий ветер, который не выказывал ни малейшего намерения улечься. И сколько бы я ни смотрел на аэропарк, ветер все носился и носился над его мачтами.
Минуло четверть часа, а капитан в рубке все не показывался.
– На него это совсем не похоже – отсутствовать так долго, – сказал я.
Прошло еще пять минут. Затем третий помощник позвал матроса, чтобы тот заглянул в каюту капитана и посмотрел, все ли у него в порядке.
Вскоре после этого матрос примчался обратно, на его лице было написано полнейшее отчаяние.