Армия уже прошла, но туман все сгущался и сгущался. Из тумана доносилось ворчание и похрюкивание; при всей странности этих звуков они могли быть и речью. Туман на миг рассеялся, и Корум увидел неуклюжих, безобразных животных, тянувших за собой плетеную колесницу. Коруму хотелось получше разглядеть седока, и он стал на цыпочки. Принц увидел красноватую шкуру и кривую, покрытую бородавками восьмипалую руку, сжимавшую странный предмет, напоминавший гигантский молот.
Все остальное было скрыто туманом. Колесница со скрипом проехала мимо. Вскоре вновь установилась тишина.
Корум надел на себя Плащ Сидхи. Он был сшит на куда более рослого человека, и Корум прямо-таки тонул в нем.
В тот же миг он увидел не одну, а две комнаты, так, словно на его глаз вдруг навернулись слезы. Комнаты слегка отличались друг от друга. Одна была комнатою смерти, в которой сидел закутавшийся в одеяла Джерри; другая была наполнена солнечным светом и теплом.
Только теперь Корум понял, что происходит с человеком, когда он надевает на себя Плащ Сидхи. В далеком прошлом Корум мог переносить себя из Измерения в Измерение, теперь же это происходило благодаря Плащу Сидхи. Подобно Хи-Брисэйлу, плащ принадлежал не только этому Измерению, — он уносил Корума за пределы этого мира через пространства, отделяющие Измерения друг от друга.
— Что случилось? — спросил Джерри-а-Конель, глядя прямо на Корума.
— А что? Разве я не исчез? Джерри замотал головой.
— Нет, — сказал он, — ты стал несколько расплывчатым и только. Мне кажется, что я смотрю на тебя сквозь какую-то дымку.
Корум нахмурился.
— Значит, Плащ все-таки не действует. И почему я не проверил его в Кэр-Малоде? Джерри-а-Конель задумался.
— Возможно, он действует, но действует только для мабденов. Не забывай, что мне частенько приходится болтаться между мирами. Тот, кто не обладает теми же видением и знанием, что и мы, скорее всего не заметит тебя.
Корум грустно улыбнулся.
— Ну хорошо, — сказал он. — Будем надеяться, что это так, Джерри. Он повернулся к двери.
— Будь осторожен, Корум, — сказал Джерри-а-Конель. — И Гейнор, и Фой Мьёр пришли сюда из другого мира. Для кого-то ты слишком заметен, кто-то может увидеть тебя тенью. Не забывай об этом! Ты затеял опасное дело.
Ничего не ответив Джерри, Корум покинул комнату и вышел на улицу. Принц шел к башне той твердой и уверенной походкой, какой порою восходят на эшафот.
Корум вошел в открытые ворота и стал подниматься по пологим ступеням, которые вели прямиком в высокую башню, сложенную из гранитных плит. Однако проход загораживал огромный детина в кожаных одеждах. В обеих руках детина держал по сабле. Его красные глаза горели огнем, на бескровных губах застыла не то усмешка, не то гримаса злобы.
Корум встречал таких существ и прежде. Слуги Фой Мьёр гулеги, — а называли их именно так, — были ожившими трупами. Часто они сопровождали собачьи своры Кереноса, так как по большей части были знакомы с охотой и при жизни.
«Сейчас все станет ясно», — подумал Корум.
Стоя в метре от красноглазого гулега, он принял боевую стойку и взялся за рукоять меча.
Гулег не обращал на Принца никакого внимания. Он смотрел сквозь Корума и, похоже, совершенно не замечал его.
Корум испытал некоторое облегчение — Плащ Сидхи все-таки действовал. Он обошел стража и подошел ко входу в башню.
Здесь стояло сразу два гулега, но они, так же как и их соратник, не замечали Корума. Чувствуя себя едва ли не счастливым. Принц прошел вовнутрь и стал подниматься по винтовой лестнице, уводящей в глубь башни. Внутри башня оказалась неожиданно просторной. Старые истертые ступени и стены по обеим сторонам лестницы были покрыты искуснейшей резьбой. Здесь, как и всюду, мабденские мастера отдали предпочтение героическим и любовным сюжетам, изображавшим и людей, и богов; прекрасные картины отличались чистотой замысла и были совершенно лишены каких бы то ни было темных, безумных фантазий, обычно связанных с суеверностью и религиозным фанатизмом художника. Мабденам и так был понятен сокровенный смысл этих сюжетов.
То тут, то там висели обрывки тканых обоев. Ни корка льда, ни ядовитый туман не могли умалить их ценности, — здесь в сложнейших узорах сплетались золотые и серебряные, алые и пурпурные, желтые и лазурные нити. Корума вновь повергло в ужас то варварство, с которым Фой Мьёр и их слуги уничтожали творения мабденов.
Поднявшись на второй этаж башни, Корум оказался на широкой, выложенной камнем площадке. Вдоль ее стен стояли скамьи, над которыми были развешены парадные щиты. С площадки можно было попасть сразу в несколько комнат. Из одной слышались голоса.
Уже не сомневаясь в магической силе своего плаща, Корум смело подошел к приоткрытой двери и неожиданно почувствовал, что из комнаты веет теплом. Тепло и обрадовало, и насторожило Принца. Он осторожно глянул за порог и остолбенел.
У камина, в котором полыхал яркий огонь, сидели двое. И один, и другой были одеты в белые меховые шубы. Ни тот, ни другой не имели никакого отношения к Кэр-Ллюду. У противоположной стены комнаты какая-то девица накрывала на стол; белоснежная кожа и красные глаза выдавали в ней гулега, ожившего трупа. Ее присутствие свидетельствовало о том, что люди, сидевшие у камина, не были здесь случайными гостями. Напротив, они были гостями почетными, гостями, к которым была приставлена прислуга.
Одним из гостей Фой Мьёр был высокий стройный мабден, перчатки которого сверкали драгоценными перстнями, а шея — украшена золотым воротом. Длинные седые волосы и борода обрамляли его красивое лицо. На ремне, перекинутом через его плечо, висел старинный рог, — длинный рог, перевитый золотыми и серебряными кольцами. Корум уже знал, что на каждом из этих колец вырезано изображение лесного зверя. Этого мабдена он встречал у горы Мойдель, именно ему он отдал свою мантию, обменяв ее на рог, который таинственным образом вновь оказался у своего прежнего владельца. Это был волшебник Калатин.
Но еще сильнее потряс Корума вид собеседника Калатина. Некогда этот человек клялся, что он ни за что не станет вмешиваться в дела этого мира. Он называл себя карликом, но при этом имел восемь футов в высоту и четыре в плечах. Тонкие, изящные черты лица, едва различимые за его черными космами, говорили о его близости к вадагам. Под мехами поблескивала стальная нагрудная пластина; полированные ножные латы и шлем также были сделаны из стали, инкрустированной золотом. Перед ним стоял огромный боевой топор, формой он походил на топор Корума, но имел куда более внушительные размеры.
Это был Гоффанон, кузнец-сидхи из Хи-Брисэйла, отдавший Коруму Копье Брионак. От Калатина можно было ожидать чего угодно, но как же попал в услужение Фой Мьёр Гоффанон? Ведь он клялся в том, что больше никогда не ввяжется в войну мабденов и Богов Лимба! Неужели он обманул Корума? Неужели все это время он и волшебник Калатин состояли в тайном сговоре с Фой Мьёр? Но если это так, то зачем Гоффанон отдал Копье Брионак, решившее исход битвы при Кэр-Малоде?