— Союзники? — Юный Фин засмеялся. — Они что — сверхъестественные? Сейчас нам любые союзники подходят.
— Я поговорю об этом с Гоффаноном, — сказал Ильбрик и вернулся к заточке меча. Юный Фин собрался уходить.
— Ну что ж, тогда я пока помолчу. Надеюсь, мы увидимся на вечернем пиршестве.
Когда Юный Фин вышел, Корум вопросительно посмотрел на Ильбрика, но тот сделал вид, что он всецело занят мечом и не замечает его взгляда.
Корум почесал щеку.
— Помнится, было время, когда я не мог говорить о магических силах без улыбки.
Ильбрик рассеянно кивнул, словно не расслышав слов Корума.
— Теперь же мне приходится полагаться на них, — продолжил Корум с иронией в голосе, — и, тем самым, исходить из их реальности. Я больше не верю ни в логику, ни в разум. Ильбрик поднял глаза.
— А ты не допускаешь того, что логика твоя могла быть слишком узкой, а разум — слишком ограниченным? — сказал он.
— Все может быть. — Корум вздохнул и направился к выходу из шатра. Но внезапно он остановился, склонил голову набок и стал прислушиваться. — Ты слышишь эти звуки?
Ильбрик прислушался.
— Тут много звуков.
— Мне кажется, что я слышу арфу. Ильбрик покачал головой.
— Я слышу только свирель. — Он прислушался внимательнее. — Впрочем, похоже, ты прав. Далеко далеко. — И тут он засмеялся: — Нет, Корум, тебе кажется.
Корум действительно слышал арфу Дагдага, и оттого на сердце его вновь легла тяжесть. Так и не попрощавшись с Ильбриком, он вышел из шатра и зашагал по полю. Откуда-то сзади послышался крик:
— Корум! Корум!
Принц обернулся. Позади сидела группа горцев, одетых в свои клетчатые юбки. Воины пили вино. За ними Корум увидел бегущую ему навстречу Медбх.
Миновав группу воинов, она остановилась прямо перед ним и нерешительно коснулась рукою его плеча.
— Я искала тебя в наших палатах, но ты уже ушел. Нам нельзя ссориться, Корум.
Вмиг дурное настроение покинуло Корума. Засмеявшись, он обнял Медбх, не обращая никакого внимания на сидевших рядом горцев.
— Больше мы ссориться и не будем, Медбх. Во всем виноват только я.
— Не надо никого винить. Никто ни в чем не виноват.
Она поцеловала его. Губы ее были теплыми и мягкими. Все страхи тут же улетучились.
— Женщины владеют великою силой, — сказал Корум. — Только что я говорил с Ильбриком о магии ж чудесах. Величайшее же из чудес — женский поцелуй.
Она изобразила на лице удивление:
— Ты становишься сентиментальным, о, Сидхи.
Медбх выскользнула из его объятий, но тут же засмеялась и вновь поцеловала его.
Держась за руки, они пошли по лагерю, то и дело приветствуя знакомых и отвечая на приветствия тех, кто узнавал их.
На краю лагеря было оборудовано несколько кузниц. В топках ревел раздуваемый мехами огонь. По наковальням мерно ударяли молоты. Огромные, обливающиеся потом кузнецы добела раскаляли куски металла. Все они были одеты в длинные кожаные фартуки. Здесь же был и Гоффанон. В одной руке он держал огромный молот, в другой — клещи. Карлик был увлечен беседой с чернобородым мабденом, в котором Корум узнал Хайсака, кузнеца по прозванию Нагрей-Солнце (считалось, что Хайсак стащил кусочек Солнца, что и позволило ему стать превосходным кузнецом).
В ближней топке калилась длинная полоса металла. Гоффанон и Хайсак время от времени посматривали на нее, о чем-то горячо споря.
Корум и Медбх не стали мешать им, они молча наблюдали за происходящим.
— Еще шесть ударов сердца, и он будет готов, — сказал Хайсак.
Гоффанон улыбнулся.
— Ты ошибаешься, Хайсак, — не шесть, а шесть с половиной.
— Я тебе верю, Сидхи. Ты уже показал свое умение.
Гоффанон просунул клещи в топку, ухватил имя раскаленную полосу и быстро выдернул ее из огня. Хорошенько рассмотрев ее, он довольно заметил:
— Все в порядке.
Хайсак так же внимательно осмотрел раскаленную добела полосу и согласно кивнул:
— Что хорошо, то хорошо.
Гоффанон радостно улыбнулся и, обернувшись, заметил Корума. — А-а, Принц Корум! Ты пришел вовремя. Смотри. — Он поднял раскаленную полосу, что, поостыв, стала кроваво-красной. — Как ты думаешь, Корум, что это такое.
— Я полагаю, это меч.
— Это лучший меч из всех мечей, что когда-либо ковались в мабденских землях! Вот уже неделю мы бьемся над ним. Между прочим, мы делали его вместе я и Хайсак. Это символ древнего союза мабденов и сидхи. Разве он не хорош?
— Он прекрасен, Гоффанон. Гоффанон принялся размахивать красным мечом. Металл загудел.
— Его еще нужно закаливать, но это уже пустяки. И еще — ты должен дать ему имя.
— Я?
— Разумеется ты! — Гоффанон радостно засмеялся. — Это же твой меч, Корум! С этим мечом в руках ты и поведешь мабденов на бой.
— Мой меч? — Корум никак не ожидал этого.
— Это наш подарок тебе. После пира мы вернемся сюда и закончим работу. Он будет тебе верным товарищем, Корум, но он станет по-настоящему сильным только после того, как ты дашь ему имя.
— Для меня это большая честь, Гоффанон, — сказал Корум. — Я и не думал…
Его слова утонули в шипении воды, — карлик сунул меч в бочку.
— Его ковали сидхи и мабдены. Именно такой меч тебе и нужен.
— Ты прав, — согласился Корум. Слова Гоффанона необыкновенно тронули его. — Ты действительно прав, Гоффанон. — Он повернулся к улыбавшемуся во весь рот Хайсаку. — Спасибо тебе, Хайсак. Спасибо вам обоим.
И тут Гоффанон заговорил едва ли не шепотом:
— Хайсаку не зря дали имя Нагрей-Солнце. И еще — надо будет спеть песнь меча и пометить его знаком.
Уважая ритуалы, Корум кивнул, хотя сам и не верил в их значимость. Он понимал, что тем самым ему оказывается особая честь, честь ему совершенно непонятная.
— Еще раз — спасибо вам. Нет в языке таких слов, которыми я мог бы выразить свои чувства.
— Вот и не стоит зря утруждать себя. Лучше подумай о том, как его назвать, — заговорил Хайсак. Его хриплый голос был исполнен мудрости.
— Гоффанон, я пришел к тебе не за этим, — сказал Корум. — Только что Ильбрик сказал мне, что у нас могут появиться неожиданные союзники. Не знаешь ли ты, что он имел в виду?
Гоффанон пожал плечами.
— Понятия не имею.
— Я думаю, Ильбрик сам расскажет тебе об этом, — вмешалась Медбх, тронув Корума за рукав. — До вечера, друзья. Нам надо немного отдохнуть.
И она повела впавшего в задумчивость Корума к стенам Кэр-Малода.