Король вывел нас из затруднения, собравшись уходить.
— Остальное, господин мой Эрекозе, мы с тобой обсудим позже.
Я поклонился, и он вышел.
Мы с Иолиндой какое-то время без слов глядели друг на друга, а потом обнялись и заплакали.
Джон Дейкер не написал бы такого. Он посмеялся бы над подобной сентиментальностью, равно как поднял бы на смех любого, кто взялся бы доказывать полезность обучения ратному искусству. Да, Джон Дейкер не написал бы такого, но я должен это сделать.
Я с радостным волнением предвкушал грядущие сражения. Ко мне начало возвращаться прежнее восторженное состояние. Правда, мой восторг утихомиривала любовь к Иолинде. Мне представлялось, что я люблю принцессу Некраналя любовью чистой и возвышенной, а вовсе не плотской. Нет, мое чувство не имело с плотью ничего общего. Быть может, я испытывал куртуазную любовь, которую, если верить книгам, пэры христианского мира ставили превыше всего на свете. [1]
Джон Дейкер, пожалуй, упомянул бы о подавлении сексуальной энергии в том смысле, что я ищу битв, чтобы восполнить отсутствие сексуальных контактов.
Вполне возможно, что Джон Дейкер оказался бы прав. Но мне не было дела до его правоты, хотя я отдавал себе отчет, что в подкрепление подобной точки зрения можно привести множество рационалистических аргументов. Между тем дело заключалось в том, что каждый период истории характеризуется собственными нормами поведения. Общество, в котором я жил раньше, и то, в котором оказался теперь, во многом отличались друг от друга — правда, зачастую различия лежали не на поверхности. И по отношению к Иолинде я вел себя так, как было принято у них тут. Вот все, что я могу сказать. Да и последующие события, как мне кажется, тоже соответствовали духу здешнего общества.
Я взял лицо Иолинды в свои ладони, наклонился и поцеловал девушку в лоб; она на миг прильнула устами к моим губам и высвободилась.
— Мы увидимся до отплытия? — спросил я, когда она взялась за ручку двери.
— Да, любимый мой, — ответила Иолинда, — если только нам ничто не помешает.
Признаться, я расстался с Иолиндой не в печали. Еще раз осмотрев доспехи, я спустился в парадную залу, где король Ригенос в окружении военачальников изучал карту Мернадина и морского простора между землей элдренов и Некралалой.
— Завтра мы отплываем отсюда, — сказал мне король, ткнув пальцем в кружок, обозначавший Некраналь. В устье реки Друнаа, которая несла свои воды через Некраналь к морю, находился порт Ну нос. Там нас поджидал остальной флот. Боюсь, Эрекозе, без торжественных проводов нам не обойтись. Надо соблюдать обычаи. Помнится, я рассказывал тебе про них.
— Да, — подтвердил я. — По правде сказать, от всяких церемоний устаешь сильнее, чем от битвы.
Военачальники рассмеялись. Они держались со мной настороже, однако в целом относились ко мне с приязнью, так как я, к своему собственному изумлению, доказал им за те долгие вечера, которые мы вместе проводили над картами, что знаю толк в ратном деле.
— Увы, от них никуда не денешься, — сказал Ригенос. — Они веселят сердца простолюдинов. И потом, провожая нас с почестями, люди скорее проникнутся важностью момента.
— Нас? — переспросил я. — Я не ослышался? Неужто король идет в поход вместе с нами?
— Да, — отозвался Ригенос тихо. — Я решил, что это необходимо.
— Необходимо?
— Да.
Я понял, что он не хочет вдаваться в объяснения, особенно в присутствии военачальников.
— Давайте вернемся к насущным делам. Завтра будет некогда, ибо подняться нам предстоит очень и очень рано.
Пока в последний раз обговаривались стратегия и тактика и обсуждались вопросы снабжения, я украдкой поглядывал на короля.
Никто не требовал от Ригеноса самолично возглавить армию. Он мог спокойно остаться в Некранале, не потеряв при этом уважения подданных. Однако он принял решение, которое подвергало его жизнь опасности и которое требовало от короля совершенно несвойственных ему деяний.
Что подтолкнуло его принять такое решение? Может, ему хотелось доказать самому себе, что он способен сражаться? Вряд ли; ведь он участвовал во многих сражениях. Потому, что завидовал моей славе? Или потому, что не до конца доверял? Я бросил взгляд на Каторна, но на лице того не было написано удовлетворения. Каторн оставался прежним Каторном, угрюмым и молчаливым.
Я мысленно пожал плечами. Такого рода размышления никуда меня не приведут. Как бы там ни было, король, хотя он отнюдь не пышет здоровьем, отправляется в поход вместе с нами. Его присутствие вдохновит воинов и в какой-то мере поможет мне справиться с амбициями Каторна.
Закончив совет, мы разошлись. Вернувшись в свои покои, я прямиком отправился в постель. Прежде чем заснуть, я некоторое время лежал с открытыми глазами, думая об Иолинде и о плане битвы, который помогал составлять, гадая, каковы в бою элдрены, — я до сих пор не имел представления ни о том, как они сражаются (не считая того, что они «коварны и злы»), ни о том, как они выглядят (не считая того, что они напоминают «демонов из преисподней»).
Ничего, скоро я получу ответы хотя бы на часть своих вопросов. С этой мыслью я заснул.
В ночь перед отплытием мне снились странные сны.
Мне снились озера и болота, крепости и войска, пики, которые изрыгали пламя, и металлические летающие машины, чьи крылья двигались наподобие крыльев гигантских птиц. Мне снились чудовищных размеров фламинго и причудливые шлемы-маски в виде морды того или иного животного.
Мне снились драконы, огромные ящеры со жгучими жалами, устремившие свой полет к угрюмому, сумрачному небу. Мне снился прекрасный город, охваченный пламенем пожаров. Мне снились нелюди, которые, как я знал, были богами. Мне снилась женщина, которую я не мог назвать по имени; мне снился низкорослый мужчина с рыжими волосами, который как будто был моим другом, И меч громадный черный клинок, превосходивший могуществом оружие, которым я владел ныне; меч, который каким-то непонятным образом был мной!
Мне снилась ледяная равнина, по которой мчались большие корабли с раздутыми парусами.
Черные, похожие на китов животные перемещались по бескрайней белой пустыне.
Мне снился мир — или то была вселенная? — без горизонта, зато с мозаичной атмосферой из драгоценных камней, которая изменяла время. Люди и предметы возникали из нее лишь затем, чтобы тотчас исчезнуть. Я был уверен, что это не Земля. Я находился на борту звездолета, который бороздил просторы неизвестного человеку Пространства.
Мне снилась пустыня: я брел по ней в слезах, ощущая одиночество, равного которому не испытывал никто и никогда.
Мне снились джунгли, джунгли первобытных деревьев и гигантских папоротников. А за папоротниками проглядывали высокие, странного вида здания. В руке моей было оружие, не меч и не пистолет, но куда более грозное.