— Эрекозе, друг мой, повидав с мое, ты бы тоже начал видеть все в черно-белом свете. Людей надо судить не по словам, а по делам. Люди творят добро или зло, и те, кто творит зло, — плохие, а те, кто творит добро, хорошие.
— Но ведь люди могут творить добро по случаю, хотя намерения у них были злые, и, наоборот, могут творить зло с самыми благими намерениями, — возразил я. Меня, признаться, позабавило его утверждение, будто он жил и видел больше моего.
— Правильно, — согласился Ролдеро. — Ты сказал то же самое, только другими словами. Мне все равно, что люди говорят. Об их деяниях я сужу по последствиям. Возьми, к примеру, элдренов…
Я рассмеялся, прерывая графа взмахом руки.
— Не трудись рассказывать, какие они злодеи. Я уже наслышан об их хитрости, лживости и черном колдовстве.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что я ненавижу элдренов как таковых. По слухам, они ласковы со своими детьми, любят жен и хорошо обращаются с животными. Я вовсе не считаю их чудовищами. Однако когда речь заходит о народе элдренов, это совсем другое.
— Каково же твое мнение о них? — спросил я.
— Они не люди, и их интересы не совпадают с интересами людей. Чтобы обезопасить себя, они попытаются уничтожить нас. Они угрожают нам одним тем хотя бы, что вообще существуют на свете. Разумеется, верно обратное: наше существование — угроза для них. Потому-то они хотят покончить с нами. Но мы искореним их семя прежде, чем они соберутся выступить против нас. Понял?
Прагматику, каковым я себя мнил, доводы графа казались убедительными. Им противоречила лишь одна мысль, и я высказал ее вслух:
— Ловлю тебя на слове, граф Ролдеро. Ты говоришь, что элдрены — не люди, а сам приписываешь им побудительные мотивы, свойственные человеку.
— Они — существа из плоти и крови, — отозвался Ролдеро. — У нас с ними много общего, потому что они, как и мы, — животные.
— Однако ты забываешь, что животные зачастую мирно уживаются друг с другом, — сказал я. — Лев не всегда враждует с леопардом, а лошадь ничего не имеет против коровы. А уж на убийство сородичей они отваживаются лишь в крайних случаях, да и то через силу.
— Ну и что? — нимало не убежденный, откликнулся Ролдеро. — Обладай они даром предвидения, они бы начали убивать друг друга направо и налево. Да-да, направо и налево, если б только могли посчитать, сколько их соперники съедают пищи, сколько у них детенышей и какая территория.
Я сдался. У меня было такое чувство, что мы оба не ощущаем под ногами твердой почвы.
Мы сидели в моей каюте, попивая вино и поглядывая в открытый иллюминатор на вечернее небо и умиротворенное море. Я подлил Ролдеро вина, подумав при этом, что запасы мои истощаются (я взял себе в привычку напиваться перед сном, чтобы ночью меня не посещали никакие азидения).
Ролдеро залпом опорожнил свой кубок и: пашнялся.
— Время позднее. Пора мне возвращаться к себе на корабль, а то мои люди решат, что я утонул, и устроят по такому поводу праздник. Я заметил, что вино у тебя кончается. В следующий раз захвачу с собой пару мехов. Прощай, друг Эрекозе. Ты воин что надо, вот только слишком сентиментален. И в обратном ты меня не убедишь.
Я ухмыльнулся.
— Доброй ночи, Ролдеро. Выпьем за мир, который установится после нашей победы! — я поднял полупустой кубок. Ролдеро фыркнул.
— Ну да, за мир — как у коров с лошадьми. Доброй ночи, друг мой!
Посмеиваясь, он вышел из каюты. Чувствуя, что нагрузился достаточно, я разделся и плюхнулся на койку, глуповато хихикая над последней фразой Ролдеро.
— Как у коров с лошадьми… А ведь он прав. Кому захочется жить этакой жизнью? Да здравствует война!
С этими словами я швырнул в открытый иллюминатор кубок из-под вина и заснул, едва успев сомкнуть глаза.
Мне приснился сон.
Сон про кубок, который я выкинул за борт. Мне снилось, как он покачивается на волнах, сверкая золотом и самоцветами. Мне снилось, что его подхватило течением и повлекло прочь — туда, куда никогда не заходят корабли и где кругом — вода, без конца и без края.
* * *
Наше плавание длилось уже почти месяц. Погода в целом нам благоприятствовала, море было спокойным, а ветер — ровным.
Считая, что нам сопутствует удача, мы веселились и радовались жизни. Один лишь Каторн оставался мрачен и ворчал, что море, мол, спокойнее всего перед штормом и что нам надо держать ухо востро.
— Элдрены хитры, — говорил он. — Лживые бестии! Они наверняка уготовили нам ловушку, о которой мы и не подозреваем. Быть может, погода — тоже их рук дело.
Я не выдержал и расхохотался. Каторн вспылил и ушел к себе в каюту, бросив на прощание:
— Рано смеешься, Эрекозе! Мы еще поглядим, кто был прав!
Следующим утром ему представилась возможность доказать свою правоту.
Согласно картам, мы приближались к берегам Мернадина. Увеличив число дозорных и расположив флот в боевом порядке — флагманский корабль впереди, мы легли в дрейф.
Взяв паруса на рифы и подняв весла, мы ждали. Ближе к полудню с мачты королевского корабля раздался крик:
— Корабли на горизонте! Пять парусов! Мы с королем Ригеносом и Каторном стояли на мостике. Услышав крик дозорного, я нахмурился.
— Пять? Всего лишь пять кораблей? Король покачал головой.
— Быть может, это не элдрены.
— А кто же еще? — фыркнул Каторн. — Чьи еще корабли можно встретить в здешних водах?
Ни один из наших купцов не станет торговать с нелюдями!
— Десять парусов! — крикнул дозорный. — Двадцать! Целый флот, флот элдренов! Они быстро приближаются!
Мне показалось, на горизонте мелькнуло белое пятнышко. Может, я перепутал парус с гребнем волны? Да нет, вряд ли.
— Глядите, — сказал я, — вон там.
И показал пальцем.
Ригенос заслонил глаза рукой от солнца.
— Ничего не вижу. Тебе померещилось. Они не могут передвигаться так быстро.
Каторн, который тоже всматривался вдаль, воскликнул:
— Вон! Вижу парус! Летят как на крыльях! Клянусь чешуей бога моря, не иначе как по воле колдовства.
Король скептически хмыкнул.
— Их корабли легче наших, и ветер дует им в корму, — сказал он.
Каторн не стал возражать.
— Посмотрим, сир, — проворчал он.
— А раньше они прибегали к колдовству? — спросил я. Я был готов поверить чему угодно. То, что случилось со мной, превосходило всякое разумение.
— А то! — Каторн сплюнул. — Сколько раз бывало! Тьфу! Я волшбу нутром чую.
— Расскажи хотя бы об одном случае, — попросил я его. — Вдруг окажется, что я сумею с ними справиться.