– Вот это дельный вопрос, – одобрил Нолан. – Вы так говорите, как будто жили в деревне. Никто еще меня так не расспрашивал.
– Ну, так вы выходили?
– Да. Я вышел и стал искать следы. Лошадь пришла по дороге с севера. Она шла по обочине, там в пыли остались ее следы. Затем снова вернулась на шоссе. Как долго она там была, трудно сказать. Я так думаю, что мог бы по следам определить, откуда она пришла, если бы у меня было время, но тогда я не видел в этом никакого смысла. Я прошел назад по дороге, наверное, с полмили или около того, все думал увидеть кого-нибудь, кто упал с лошади. Никого не нашел, а к тому времени уже проезжали какие-то машины, и я подумал, что если кто-то и упал с лошади прошлой ночью и все еще где-то лежит, то уж одна из машин наверняка подберет его.
– Что-нибудь еще?
– Еще я знаю, что лошадь была напугана.
– Откуда вам это известно?
– Ну, вы знаете, этих лошадей с запада пестуют немного иначе, чем в восточных штатах. Хорошая гуртовая лошадь будет стоять смирно, пока у нее опущены поводья. Именно поэтому скотоводы часто и используют раздельные поводья.
Мейсон кивнул.
– Я эту лошадь уже пару раз испытал, – продолжал Нолан. – Я ее выводил и немного на ней поездил, соскакивал с седла, отпускал поводья, чтобы посмотреть, что же она будет делать.
– Ну и что она делала?
– Стояла, как будто привязанная. Лошади, они здорово сообразительные, мистер Мейсон, и когда лошадь, которую обучали стоять так, как обучена эта, решает уйти со своего места, значит, там что-то такое, что ей здорово не нравится. У этой был порван повод.
– Кто-нибудь еще спрашивал вас об этом?
– Нет, черт возьми, остальные ребята, которые тут побывали, все об этом знали. Вы первый, кто приезжает и спрашивает не так, как будто уже знает ответы на все вопросы, а я просто безмозглый деревенщина… А потом… – Нолан ухмыльнулся и закончил: – Вы и сами, как приехали, не больно умно вели себя.
Мейсон рассмеялся.
– Вы не пытались напугать лошадь, чтобы определить, насколько она возбудима?
– Ну вот, – засомневался Нолан, – я и не знаю, надо ли мне говорить об этом?
– Кто-то вам сказал не говорить?
– Нет. Никому такое и в голову не приходило.
– В таком случае не вижу никакой причины, чтобы вам не рассказать об этом.
– Видите ли, мистер Мейсон, тут такие дела. Я стараюсь быть в хороших отношениях со здешним шерифом, и я так думаю, что у него самого хорошие отношения с городской полицией, и поэтому, я полагаю, они не хотят, чтобы я болтал кое о чем, что связано с этой лошадью.
– Ну давайте будем друг с другом откровенны, Нолан, – сказал Мейсон. – Если на задней луке седла есть отметина от пули и полицейские потребовали, чтобы вы не болтали ничего об этой дырке от пули или о том, что в седле сидит пуля, я бы не хотел, чтобы вы об этом говорили.
Нолан усмехнулся.
– Если же, с другой стороны, – продолжал Мейсон, – вы думали о том, что же напугало лошадь, вывели ее и провели этот эксперимент, я бы хотел все же узнать, что вы обнаружили.
– В общем, я действительно размышлял об этом.
– В таком случае, – сказал Мейсон, – я полагаю, вы оседлали лошадь, взнуздали ее, поездили на ней по полю, затем слезли, отпустили поводья и стали ждать, что она будет делать.
– Все так.
– И что же она сделала?
– Ничего. Стояла как стояла.
– И тогда вы выстрелили, не правда ли?
– Я полагаю, что вы сами разбираетесь в животных, так ведь? – спросил Нолан с оттенком уважения в голосе. – А если нет, то, значит, вы ясновидец. Я выстрелил, и она фыркнула и резво так выскочила отсюда. Я думаю, что она так бы и скакала до сих пор, если бы я не закрыл ворота выгона, где она паслась.
– Полиция вас об этом не спрашивала?
– Нет.
– Мне бы хотелось поговорить с вашей женой, – попросил Мейсон.
– Она вообще не любит незнакомых, – сказал Нолан.
– Все равно я бы с ней поговорил.
– Ну тогда пойдемте.
Нолан повел его через заднюю дверь дома в кухню, наполненную запахами готовки. Худая женщина с лицом цвета пергамента стояла у раковины и мыла посуду.
– Это моя жена, – представил Нолан. – А это мистер Мейсон.
Женщина подняла голову, вытерла руки о полотенце, взглянула на Мейсона с некоторым подозрением, потом улыбнулась, подошла к нему и протянула руку.
– Здравствуйте, – проговорила она.
– Очень приятно познакомиться, – ответил Мейсон. – Ваш муж сказал мне, что вы самый бдительный член семьи.
Ее тонкие губы вытянулись в прямую линию. Глаза сверкнули.
– Он всегда так говорит.
– А вы действительно такая?
– Ну кто-то же должен присматривать за тем, что вокруг делается. Фрэнк Нолан для любого последнюю рубашку снимет. Думает, что кругом только честные и ходят.
Мейсон с серьезным видом вынул бумажник из кармана, вытащил оттуда пятидесятидолларовую бумажку и протянул ее миссис Нолан.
– Что это? – спросила она.
– Это чтобы немного вас поддержать за вашу подозрительность, – объяснил Мейсон.
– Не понимаю.
– Ваш муж – разговорчивый, общительный человек. Он дружески настроен к людям.
– Слишком дружески. А за что деньги?
– В случае если кто-нибудь еще придет и будет задавать вопросы о лошади, то говорить должны вы, а не он.
Нолан рассмеялся.
– Боюсь, что так и разговора никакого не получится. Она…
– Это не твое дело, Фрэнк Нолан, – отрезала жена. – Я этим буду заниматься. Я так думаю, что, если этот человек хочет заплатить мне за то, чтобы ты помалкивал, я уж постараюсь отработать эти деньги. О чем вы хотите чтобы он не говорил?
– Обо всем.
– Хорошо, – поняла миссис Нолан, – я думаю, таким образом нетрудно заработать пять долларов. Я уж заставлю его держать язык за зубами.
– Тут не пять долларов, – сказал Мейсон.
Она подошла поближе и поднесла бумажку к свету, вгляделась в нее и удивленно воскликнула:
– Бог мой! Да тут пятьдесят!
Мейсон улыбнулся на это, пожал руку Фрэнку Нолану и произнес: