И возьми мою боль | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Исмаил по-прежнему находился в тяжелом состоянии, и усиленные совместные посты боевиков и сотрудников милиции охраняли его палату, не пропуская посторонних.

В пять часов вечера Стольников с двумя боевиками подъехал к известному перекупщику краденого Филиппу Кривому. Филипп был одноглазым и отличался неслыханной жадностью. Но зато всегда располагал обширной информацией по всему городу и имел невероятные многочисленные связи, делающие его одним из самых информированных людей в столице. Филипп, которому позвонили еще утром, назначил свидание на пять часов вечера, объяснив, что раньше просто не сможет встретиться.

Именно к нему и приехал Стольников, чтобы поговорить об уникальных часах. У дома, куда он должен был войти, его уже ждали. Двое охранников не разрешили войти никому, кроме Стольникова. Это был старый московский дом начала века. Внешне он казался неказистым, но Стольников знал, как мощно укреплено это строение изнутри. Он даже знал, что здесь находится и знаменитый стальной сейф Филиппа Кривого, вмонтированный в скальную породу. В нем можно было отсидеться даже в случае прямой атаки из гранатометов. Рассказывали, что по негласному соглашению сразу между несколькими крупными преступными группировками Филипп Кривой был арбитром к различного рода спорах, возникающих между бандитами.

Филипп был маленького роста, щуплый, с подергивающимся левым глазом и острым длинным носом. Ломброзо, несомненно, остался бы доволен этим типом лица, но Стольников пришел совсем по другому вопросу, ему было не до физиогномических опытов. Он прошел к столу и сел напротив хозяина.

— Вот ты какой, Слава Стольников, — прохрипел Филипп, — давно о тебе слышал.

— Я тоже о тебе слышал, — кивнул Стольников, — еще на прежней службе.

— Знаю я про твою прежнюю работу, — ухмыльнулся его собеседник. — Хорошо, что ты ничего не скрываешь. Смелый ты человек, Слава Стольников, очень смелый.

— Зачем скрывать, — усмехнулся Стольников. — У тебя небось на меня целое досье есть.

Хозяин дома закашлялся. Впрочем, непонятно, было, смеялся он или кашлял.

— Информацию кое-какую имеем, — признался он. — Говори, зачем приехал.

Я тебя слушаю.

— У нас девушка пропала. Молодая совсем, семнадцать лет, — пояснил Стольников. — Ушла из дома.

— Сейчас многие из дома уходят, — хитро усмехнулся Филипп. — Почитай, пол-России в бегах. Страна большая.

— Она не просто ушла, — терпеливо заметил Стольников, — у нее на руке часики были. Дорогие часики. Вот у меня есть фотография этих часов.

Он достал из кармана фотографии и разложил их на столе перед Филиппом.

И сразу заметил, как дернулся хозяин дома. Филипп поднес снимки к глазам, достал очки, внимательно посмотрел. Потом отложил фотографии, вздохнул.

— Не видел.

— Мы хотим найти девушку, — продолжал Стольников. — Вернее, найти часы и через них девушку.

— Правильно, — снова закашлялся хозяин. — Часики дорогие. Целое состояние. Такие часики обязательно всплыть должны. Кто ей подарил эти часики?

Чья-то пара была? Кто ее хозяин?

Стольников поморщился. Его собеседник говорил о девушке так, словно она была лошадью, которой можно было владеть. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Красивые молодью женщины почти обязательно оказывались на содержании крупного бандита или бизнесмена. Иначе они просто не смогли бы пробиться и удержаться в этом жестоком мире.

— Не было у нее хозяина, — зло сказал Стольников, — это дочка Исмаила Махмудбекова.

— Вон оно что, — понял хозяин дома. — Значит, поэтому его чеченцы с утра по городу бегают. Это не его два дня назад пощипали немного на даче?

— Его. Но он еще живой. И хочет найти свою дочь.

— Сложное дело, — ухмыльнулся Филипп, — очень сложное дело. И часики дорогие. Такие могут вместе с девочкой сгинуть.

— Мы установили награду, — сдерживаясь, сказал Стольников. — Тому, кто найдет девушку, мы выплатим сто тысяч долларов. И часики оставим на память.

— Сто тысяч долларов, — почти пропел сумму хозяин дома, — большие деньги. Очень большие. И часики красивые. Я думаю, что девочку найдут. За такие деньги вся братва на ноги поднимется, повсюду искать будут. Не волнуйся, девочку обязательно найдут.

— Если что-нибудь узнаешь, позвони нам. Ты знаешь, как нас найти, — поднялся Стольников.

— Найду, — кивнул Филипп. — Только у вас, по-моему, проблемы будут, Слава Стольников. И большие проблемы.

— Какие проблемы? — нахмурился Стольников.

— Кроме вас, еще и другие девочку ищут. Они ведь ее могут и раньше вас найти.

— Это мы знаем, — махнул рукой Стольников, — они нам не помеха. Милиция тоже про часы знает и девочку ищет. Девочка ни в чем не виновата, и если ее раньше нас найдут сотрудники милиции, то мы им только спасибо скажем.

Он повернулся, чтобы уходить. И вдруг услышал вопрос Кривого, продолжавшего сидеть за столом:

— А если не милиция? Про часики и другие знают.

Стольников резко обернулся. Его глаза сузились. Он тяжело задышал.

— Что ты сказал?

— Что слышал. Про ваши часики и другие ребята знают. Сегодня ко мне приходили, еще до тебя. Спрашивали про часики. Стольников рванулся к нему.

— Говори.

— Ты сядь, водички попей и успокойся, — холодно посоветовал Филипп, — ты меня еще не арестовывал, а я у тебя не на допросе. Сядь и успокойся. И послушай, что я тебе скажу. Стольников заставил себя успокоиться и снова сел на стул. — Значит, так, — начал хозяин, — за девочку мне заплатите двести тысяч. И часики оставите для компенсации. А я вам постараюсь ее найти.

— Почему двести? — спросил Стольников.

— За срочный заказ, — снова закашлялся Филипп. — Ты, видимо, не понял, что я тебе сказал. Девочку ищете не только вы. И не только твои друзья из милиции, которых ты, видимо, не боишься. Ее ищут и те, кого ты боишься. И если они найдут девочку раньше вас, то, боюсь, у твоих друзей не хватит денег заплатить по счетчику, чтобы помочь ей.

— Они знают про часы? — тихо спросил Стольников.

— Вот именно, — кивнул хозяин дома, — все знают. И про часики. И про девочку. И будут ее искать так же настойчиво, как и вы.

— Когда они приходили?

— Сегодня, — тихо сказал Филипп, — два часа назад. У Стольникова потемнело лицо. Он закусил губу, но больше не стал ничего спрашивать. Он молчал около минуты. Потом сказал: