Адалят был прагматик. Он понимал, что получение денег — важнее всего.
Даже важнее мести за погибшего брата. Но как только деньги будут получены, с этого момента Жеребякин обречен, считал Адалят. Тогда можно будет подумать и о мести.
— Откуда посредники узнали об этом деле? — недоверчиво спросил он Стольникова.
— О вашей войне знает весь город, — ответил тот, — о том, что вы искали девушку, о нападении на дачу твоего брата. Или ты думал, что такие вещи можно скрыть? Кто-то из людей Жеребякина сам обратился к посредникам. Им война тоже не нужна.
— Это хорошо, — шумно вздохнул Адалят, — это очень хорошо, Слава. Если получим деньги, ты снова будешь работать с нами. Я твой оклад удвою.
— Ну это вряд ли, — засмеялся Стольников. — Я все-таки пока инвалид. А когда выздоровлю, посмотрим.
Уже к ночи слух о том, что перемирие между двумя враждующими группировками возможно, начал все настойчивее циркулировать в определенных кругах. Подобные слухи распространялись быстро, и о них узнавали все, кто был так или иначе причастен к этой войне.
Перед тем как заснуть, Мироненко снова подсел к Цапову.
— В соседней камере Коля сидит. Может, ты его помнишь? — спросил он.
— Нет, не помню. А что случилось?
— Он тебя хорошо знает. Говорит, вы вместе с ним по Средней Азии грузы перевозили. Но вот только… Мироненко усмехнулся.
— Что только?
— Жалуется он на тебя. Говорит, ты сукин сын. Жестокий и жадный.
Рассказывает, что ты сам людей убивал. Значит, на тебе и кровь есть, Цапов.
— Это мое дело, — огрызнулся Цапов.
— Ты не злись, я просто тебе рассказываю, — добродушно заметил Мироненко, — и пойми, что мы здесь любому доверять не можем. В каждом деле проверка нужна, осторожность.
— Вот ты на своей осторожности и погорел.
— Я на глупости погорел. Поверил одному старику ювелиру. Ничего, завтра выйду, сочтемся.
Скрипнула дверь. В камеру привели еще двоих. Они скромно заняли свободные места. Их внешность не оставляла сомнений, что они прибыли либо из Средней Азии, либо с Кавказа. Цапов подошел к ним, негромко сказал:
— Здорово, ребята.
Оба, вскочив, уважительно поздоровались с Цаповым. Это заметили все в камере. И все видели, как шептались эти трое. Откуда уголовникам было знать, что новички — офицеры милиции, сотрудники СБК Рустам Керимов и Абдулло Шадыев, подсаженные в камеру специально для страховки Цапова и дальнейшего развития игры. После разговора с новичками Цапов вернулся на свое место. Мироненко снова подошел к нему.
— У тебя много знакомых, — сказал он, то ли спрашивая, то ли утверждая.
— Хорошие ребята, — кивнул на новичков Цапов, — думаю, что через несколько дней и меня выпустят. У ментов против меня вообще ничего нет.
Документы в порядке. Если бы на меня не настучали, я бы сейчас сидел где-нибудь в сауне.
— Это хорошая мысль, Цапов, — проговорил Мироненко. — Выйдешь отсюда, дуй ко мне, я тебе баню устрою. Настоящую баню с веником, а не эту парилку.
— Я отсюда выйду и совсем в другое место пойду, — усмехнулся Цапов.
— А куда? — насторожился Мироненко.
— Мне посредники нужны, дело у меня к ним важное.
— Ну так скажи мне.
— Не могу. Я же говорю, что очень важное дело. Столько баксов, что можно эту тюрьму купить со всеми ее обитателями.
— Миллион? — презрительно спросил Мироненко. — Или два миллиона?
— Да нет. Почитай, в сто раз больше, и то мало будет. Мироненко замер.
Он не поверил этим словам. Про такие суммы он никогда в жизни не слышал.
— Зачем тебе посредники? — возбужденно спросил он. — Я найду тебе кого хочешь. За хороший процент.
— Это не мои деньги. Может, ты слышал о таком Махмудбекове? Говорят, его старшего брата убили.
— Конечно, слышал и хорошо знал.
— Спор у него возник с каким-то Жеребкиным.
— Жеребякиным, — поправил его Мироненко. Он не знал, что это был типичный трюк. Когда твой собеседник поправляет тебя, например, уточняя фамилию, он невольно убеждается в правоте твоих слов, подтвержденных собственным высказыванием или поправкой.
— Вот-вот, — оживился Цапов, — и этот Жеребякин должен сто пятьдесят миллионов долларов. Груз, который мы вели, исчез. Не по нашей вине. Его в самолете перехватили сотрудники СБК.
— Слышал о таких, — кивнул, помрачнев, Мироненко.
— Вот и все. Посредники должны решить, какую часть штрафа Жеребякин обязан выплатить. Война ведь никому не нужна. Зачем сейчас убивать друг друга на улицах?
— Сто пятьдесят миллионов, — задумчиво проговорил Мироненко, — это нужно обмозговать. Но ты ведь знаешь правила? Пока не обратятся обе стороны, никто не может вмешиваться.
— Пока дождемся их согласия — сто лет пройдет, — отмахнулся Цапов. — Поэтому-то я с посредниками и хотел переговорить. Можно ведь и самим инициативу проявить.
— Но это против правил, — удивился Мироненко. — Посредники сами никогда не вмешиваются. Только когда к ним обращаются обе стороны.
— Меня можешь считать представителем одной из сторон. А вторая — должники. Они и не захотят обращаться. Нужно самим вмешиваться. Время сейчас такое, Григорий, что всем вертеться нужно, иначе не выживешь. И правила старые отменять.
— А если не захотят наши решения выполнять? — все еще сомневаясь, спросил Мироненко.
Цапов иронично посмотрел на него и буркнул:
— Значит, нужно сделать так, чтобы захотели.
— Это сложно, — нахмурился Мироненко, — Жеребякин — тип упрямый, а младший Махмудбеков — еще упрямее.
— Не обязательно договариваться с ними, — улыбнулся Цапов, — можно найти и более покладистых клиентов. Мироненко задумался, а потом решительно закончил:
— Я тебе найду посредников. Война действительно никому не нужна. А какой процент получат посредники?
— Обычный.
— Тогда все в порядке. Завтра я этим займусь, если, конечно, выйду отсюда на волю.
Он даже не замечал, как внимательно следят за ним новички, получившие задание обеспечить безопасность Цапова. Всю ночь до утра они по очереди дежурили, наблюдая за уголовниками. Ночь прошла спокойно. А утром за Мироненко пришли, чтобы освободить его.