— А где письма? — спросил я.
— У меня.
— Я хотел бы их видеть.
Доктор посмотрел на жену. Она кивнула.
— Я приду через несколько минут. Извините, — сказал он, вставая. Я услышал, как он медленно поднимается по лестнице, и повернулся к миссис Альфмонт.
Она внимательно смотрела на меня:
— Что вы собираетесь делать?
— Не знаю, — ответил я. — Мы сделаем все, что сможем.
— Этого может оказаться недостаточно.
— Может, — согласился я.
— А это поможет, — спокойно спросила она, — если я выйду из игры? Если я исчезну?
Я немного подумал и сказал:
— Нет, это не поможет.
— Сидеть спокойно и не падать духом? — спросила она.
— Да. Это самое лучшее, что можно вам предложить.
— Меня это не может коснуться, но это ужасно плохо для Чарльза.
— Я это знаю.
— Конечно, — сказала она. — Если станут известны факты, я представляю, как возмутятся наши респектабельные клиенты…
— Забудьте об этом, — перебил я. — Это уже не вопрос общественного мнения, не вопрос скандала, не вопрос внебрачных отношений. Ему грозит обвинение в убийстве.
— Понимаю, — сдержанно сказала она.
— Я думаю, что Эвелин Харрис послал в Оуквью человек по имени Джон Харбет.
В ее глазах ничего нельзя было прочесть.
— Вы имеете в виду сержанта Харбета из нашей полиции?
— Да.
— А почему вы так думаете?
— Он был в Оуквью. Избил меня и вышвырнул из города.
— Почему?
— Это я и хочу понять. Если я узнаю, почему он сделал то, что он сделал, у нас в руках окажется мощное оружие.
Она задумчиво нахмурилась:
— Чарльз очень тяжело переносит это. Он на грани безумия. Прячется за маской профессионального спокойствия, но я все больше боюсь того, что может случиться.
— Не беспокойтесь, — сказал я. — Предоставьте это мне.
На лестнице снова послышались шаги, и в комнату вошел доктор Альфмонт с двумя письмами. Первое, датированное 1921 годом, было написано на бланке гостиницы «Бикмор» в Сан-Франциско. Второе было написано две недели назад и отправлено из Лос-Анджелеса. Видно было, что оба написаны одним почерком.
— Доктор, вы пытались разыскать ее в гостинице «Бикмор»? — спросил я.
— Да. Я написал ей письмо, но оно вернулось с припиской, что данное лицо в гостинице не регистрировалось.
— А какая у нее девичья фамилия? — спросил я, продолжая изучать письмо.
— Селлар. Амелия Роза Селлар.
— Ее родители живы?
— Нет, у нее нет родственников. Она воспитывалась у тети в каком-то из западных штатов, но тетя умерла, когда ей было семнадцать лет. С тех пор Амелия была предоставлена самой себе.
— Я думаю, вы не слишком старались найти ее, когда получили это первое письмо.
— Я не нанимал детективов, если вы это имеете в виду, — ответил доктор. — Просто написал в гостиницу. А когда письмо вернулось, я посчитал, что она использовала бланк гостиницы для отвода глаз.
— В то время она не пыталась скрыться, — объяснил я. — У нее были на руках все козыри, и она это знала. Тогда она не старалась завладеть собственностью. Просто не хотела допустить, чтобы Вивиан Картер стала миссис Альфмонт.
— Почему тогда она не дала мне знать, где я смогу ее найти? Я немного подумал.
— Потому что она тогда занималась чем-то таким, о чем вам не следовало знать. Чем-то, что сразу дало бы вам преимущество, если бы вы об этом узнали. С этого мы и начнем наше расследование.
— По-моему, он прав, Чарльз. — В голосе миссис Альфмонт появилась нотка надежды.
— От нее всего можно ожидать, — сказал Альфмонт. — Она стала эгоистичной истеричкой. Ей постоянно требовались комплименты. Она не чувствовала себя счастливой, пока какой-нибудь мужчина не начинал уделять ей внимание. Ей хотелось все время быть на виду. Она избегала всего повседневного, обыденного…
— Я знаю этот тип, — сказал я. — Можете не называть это медицинскими терминами.
— Она эгоистичная, лживая, вероломная и неуравновешенная, — сказал доктор. — Эта женщина ни перед чем не остановится.
Я встал.
— Я заберу эти письма. Когда от вас ночной поезд на Сан-Франциско?
— Сегодня уже не будет, — ответил Альфмонт.
— А автобус?
— По-моему, скоро отправляется проходящий.
— Доктор не рекомендовал мне водить машину ночью, — сказал я. — Так я возьму письма?
— Только, пожалуйста, не потеряйте. Я кивнул.
Миссис Альфмонт подошла ко мне и пожала руку.
— Вы принесли тревожные новости. И все же я не теряю надежды. Мне хочется защитить Чарльза. Я считаю, что нам не в чем себя упрекнуть. Настоящая глубокая любовь значит намного больше, чем свадебная церемония. Я всегда чувствовала себя женой Чарльза. Если скандал все-таки произойдет, то у него останусь я, а у меня — он. А что касается убийства — этим придется заняться вам, мистер Лэм.
К концу субботнего дня я раскопал сведения, которые хотел получить в Сан-Франциско. Женщина, которую я разыскивал, работала когда-то метрдотелем одного из ночных клубов на побережье. Она жила в гостинице «Бикмор» под своей девичьей фамилией — Амелия Селлар. Воскресной ночью я отыскал некоего Ренигана по кличке Пусть-играют, который был владельцем заведения, а кличку получил потому, что разрешал своим клиентам играть в азартные игры.
Рениган был добродушным человеком, который с годами набрал уйму лишних килограммов. У него были длинные седые волосы, и больше всего на свете он любил покурить сигару и поболтать о добрых старых временах.
Рениган сидел за угловым столиком перед бокалом шампанского, которое Берте Кул предстояло оплатить как накладные расходы.
— Ты еще молодой парень, — говорил он. — Ты не застал этого. Говорю тебе — Сан-Франциско в те времена был величайшим городом мира! Ни один город Европы не мог с ним сравниться. Даже Париж!
И не потому, что он был открыт для всех. Главная причина — это терпимость. В этом истинный дух Сан-Франциско. Люди не совались в ваши дела, потому что у каждого на уме был свой бизнес. Такова была психология всего города и каждого человека, живущего здесь. В гавани всегда стояло множество кораблей. Здесь велась большая торговля с Востоком. Ни у кого не было времени беспокоиться из-за ерунды — все думали тогда о больших делах.