— Ну, так что?
— В общем, ничего особенного, — сказала Грай. — Просто ганду захотелось послушать ту историю, которую Оррек рассказывал вчера на рынке.
— Про Адиру и Марру? Они дружно кивнули.
— И что, ему понравилось?
— Да, — сказал Оррек. — Он сказал, что не знал, что и у нас были такие славные воины. Но больше всех ему понравился старый правитель государства Сул. Он сказал: «Есть храбрость меча и храбрость слова, но храбрость слова встречается куда реже». Знаешь, мне бы очень хотелось как-нибудь познакомить его с Султером. Они оба — такие люди, которые непременно поймут друг друга.
Еще несколько дней назад подобная мысль показалась бы мне оскорбительной. Но сейчас слова Оррека я воспринимала как абсолютно справедливые.
— Значит, ничего необычного не произошло? И он не просил тебя спеть «Свободу»? Или просил?
Оррек рассмеялся.
— Нет. Не просил. Но один неприятный момент все же был.
— Жрецы в шатре опять начали свои религиозные песнопения именно в тот момент, когда Оррек начал декламировать, — сказала Грай. — Они громко пели, страшно шумели, стучали в барабаны, звенели цимбалами, и в итоге Иораттх, почернев, как грозовая туча, попросил Оррека остановиться. А в шатер послал своего офицера, и оттуда почти сразу появился верховный жрец в красном одеянии, расшитом кусочками зеркала. Он чуть не лопался от важности, однако был весьма мрачен и бледен как смерть. Он встал перед гандом в гордую позу и заявил, что священное служение Испепеляющему Богу недопустимо прерывать ради каких-то мерзких языческих кривляний. Иораттх на это ответил, что эта церемония обычно бывает на закате, но жрец не сдавался. Он сказал, что раз богослужение уже началось, то и будет продолжаться. И тогда Иораттх сказал: «Нечестивый жрец — это скорпион в туфле своего правителя!» И велел рабам устроить навес, приладив ковер на шестах у аркады над Восточным каналом, и все мы переместились туда, в тень, и Оррек продолжил свое выступление.
— Но этот бой Иораттх все же проиграл, — вмешался Оррек. — Потому что жрецы и не подумали прекратить свои молебствия. Так что в конце концов Иораттх был вынужден отпустить меня и поспешить в шатер, чтобы не пропустить все богослужение.
— Священнослужители всегда слыли отличными кукловодами, — заметила Грай. — В Бендрамане, например, их очень много, и они прекрасно умеют управлять людьми.
— Ну, — сказал Оррек, — в Бендрамане их уважают. Там они отправляют важные для всех обряды, которые тесно связаны с общественной моралью и политикой государства. А вот Иораттху, похоже, скоро понадобится помощь верховного ганда, чтобы справиться со своей шайкой жрецов.
— А по-моему, он еще и на твою поддержку рассчитывает, — сказала Грай. — Он полагает, что именно ты мог бы помочь ему наладить отношения с местным населением. Интересно, не потому ли он и послал за тобой?
Оррека, похоже, ее слова заставили задуматься. Он умолк. И вид у него был озадаченный. Какая-то лошадь галопом пронеслась по мосту прямо над нами; ее подкованные копыта громко цокали по булыжной мостовой. Серая слюдяная поверхность воды в канале покрылась рябью. Ветер с моря, дувший весь день, к вечеру утих, и эту рябь вызвало первое дыхание вечернего ветерка, дувшего с суши. Шетар, до сих пор мешком валявшаяся на земле, села и утробно рыкнула. Шерсть у нее на спине вздыбилась, отчего вся она как бы увеличилась в размерах.
На нижнюю ступеньку мраморной лестницы плеснула вода, лизнув причальные столбики. Над лесистыми холмами за городом таяла легкая золотисто-красная закатная дымка. Все здесь, у воды, выглядело удивительно мирным, но мне казалось, что природа затаила дыхание и застыла в раздумье, словно чего-то ожидая. И львица вдруг встала, напряженно к чему-то прислушиваясь.
По мосту над нами опять галопом проскакала лошадь — и следом за ней застучали еще копыта, послышался топот бегущих по мосту людей, крики. Такой же шум доносился и откуда-то издалека. Теперь уже и мы вскочили, настороженно глядя вверх, на мраморные перила моста и зады ювелирных лавок.
— Что происходит? — спросил Оррек.
И я во весь голос крикнула, сама не понимая, что говорю:
— Началось! В городе началось!
Крики и пронзительные вопли теперь слышались прямо над нами; ржали лошади; снова послышался топот множества ног; наверху явно шла потасовка. Оррек бросился к лестнице и тут же остановился, увидев за мраморными перилами целую толпу людей; они то ли дрались друг с другом, то ли все вместе сражались с кем-то еще. В воздухе слышались приказы военных и чьи-то пронзительные вопли. Оррек вдруг испуганно присел — через перила, вращаясь в воздухе, перелетел какой-то большой темный предмет и с тяжелым хлюпаньем шлепнулся прямо в жидкую грязь совсем рядом с нами, стоявшими на нижней ступеньке лестницы. Над перилами показались людские головы; люди смотрели вниз, отчаянно жестикулировали, что-то кричали.
Оррек перемахнул через перила, спрыгнул вниз, быстро сказал: «Под мост!», и мы бросились в самое укромное место под нижней арочной опорой моста, где он соединялся с берегом и где нас не могли увидеть сверху.
И тут я разглядела, что сбросили в грязь с моста. Предмет оказался не таким уж и большим. Это был всего-навсего человек. Он лежал, точно груда грязного тряпья, у нижней ступеньки лестницы. И я никак не могла понять, где у него голова.
По лестнице так никто и не спустился. Стычка на мосту внезапно прекратилась, хотя со стороны Дома Совета все еще доносился сильный глухой шум. Грай подошла к лежавшему в грязи человеку и опустилась возле него на колени, опасливо поглядывая на мост, откуда ее могли увидеть. Вскоре она вернулась. Руки у нее потемнели — то ли от грязи, то ли от крови.
— У него шея сломана, — тихо сказала она.
— Это альд? — шепотом спросила я. Она покачала головой.
— Ну что, — спросил Оррек, — побудем еще немного здесь или попробуем пробраться в Галваманд?
— Только не по этой улице, — сказала Грай. Они оба вопросительно посмотрели на меня, и я предложила:
— А давайте по Дамбам. — Они меня явно не понимали, но я объяснять не стала и сказала лишь: — Я не хочу здесь оставаться.
— Ну, так веди нас, — велел Оррек.
— А может, стоит подождать, пока стемнеет? — Грай неуверенно посмотрела на меня.
— Ничего, мы пройдем в тени, под деревьями. — И я указала им на росшие вдоль канала огромные ивы, которые склонялись к самой воде. Мне ужасно хотелось поскорее попасть домой. Я боялась за Лорда-Хранителя, за Галваманд. Я должна была быть там!
Я быстро пошла вперед, стараясь держаться подальше от воды и прижимаясь к стене, и вскоре мы уже были под ивами. Пару раз мы останавливались и оглядывались, но отсюда, снизу, ничего увидеть было нельзя, кроме задних стен лавок на мосту да противоположный берег канала — высокую каменную стену набережной и над ней вершины деревьев и коньки крыш. С улиц до нас не доносилось ни звука. Вечер был душный, и в плотном воздухе, как мне показалось, пахло дымом.