— Готов поехать с вами, мистер Шарплз. — Я тоже встал.
Едва машина тронулась с места, я обратился к Шарплзу:
— Как вам кажется, не лучше ли спросить у самой Ширли Брюс об этой подвеске? Если, конечно, эта подвеска принадлежала ей.
— Только не сейчас, — отрезал Шарплз.
Я ждал, что он объяснит, почему не сейчас, но он не стал продолжать. Некоторое время мы ехали молча.
— Еще не было случая, чтобы Боб сделал что-то, не посоветовавшись со мной… — вдруг сказал Шарплз.
Я никак не отреагировал на эти слова.
— Ширли — очень хорошая девушка. И мне не хотелось бы ее беспокоить. Может быть, это и не понадобится? К тому же я не хочу, чтобы она думала, что я вмешиваюсь в ее личную жизнь.
— Насколько я понял, вы стремитесь узнать, почему она продала подвеску?
— Да.
— И вы говорите, что не намерены вмешиваться в ее личную жизнь?
— Я не хочу вмешиваться. Я хочу знать. И этим должны заниматься вы. Именно за это я вам плачу.
— Понятно, — сухо заметил я.
— До чего же я кажусь нелепым! — воскликнул Шарплз с раздражением.
Подождав, пока он немного успокоится, я сказал:
— В конце концов, если она решила обратиться за помощью к Кеймерону, стоит ли волноваться? Он ведь порядочный человек.
— Боюсь, что за этим что-то кроется. Иначе она бы мне все рассказала. Ведь кто ей Кеймерон? Совершенно чужой человек. Она должна была, понимаете, должна была сначала посоветоваться со мной.
Мы проехали кварталов восемь — десять, пока я прервал молчание:
— Может быть, расскажете мне подробнее о Кеймероне?
— Нет. Я хочу, чтобы вы были свидетелем нашего с ним разговора. И вы сами все поймете.
— Вы ставите себя в неловкое положение, — заметил я. — Вдруг вы поссоритесь. Зачем вам свидетель? Да и я буду чувствовать свое присутствие неуместным.
— К черту вашу дипломатию! Плевать я хотел на ваши чувства! Надо покончить со всем этим поскорее.
— Не уверен, что ваша прямота поможет прояснить ситуацию. Как бы то ни было, мне надо знать хоть кое-что о Кеймероне.
— Ладно, слушайте, — согласился Шарплз. — Бобу Кеймерону пятьдесят семь лет. Начинал он на Клондайке, потом старательствовал в пустыне, скитался по Юкатану, Гватемале, Панаме. Наконец, застолбил себе местечко в Колумбии. В Медельине познакомился с Корой Хендрикс. Вы были в Медельине?
— Я сыщик, а не турист.
— Чудесный город. Хороший климат — перепад температур никогда не превышает пяти-шести градусов, будь то день или ночь, лето или зима. Круглый год в среднем семьдесят пять градусов по Фаренгейту. Замечательные люди — гостеприимные, приветливые, воспитанные. Красивые здания, уютные зеленые дворики…
— Вы тоже там бывали?
— Конечно, мы с Бобом работали там. Вот и познакомились с Корой Хендрикс. Не в самом Медельине — на одном из приисков.
— А Ширли Брюс?
— Она выросла там. Кажется, будто я впервые увидел ее только вчера, хотя прошло уже… Да, если не ошибаюсь, прошло двадцать два года с тех пор. Кора поехала по делам в Штаты. И как раз в это время в автокатастрофе погибла ее двоюродная сестра. А муж сестры — отец Ширли — умер от сердечного приступа за несколько месяцев до этого. Сама Кора никогда не была замужем. Осиротевшую Ширли она привезла в Колумбию, воспитывать ее помогала жена управляющего прииском. Для всех нас девочка стала родной.
— Вы все работали на одном прииске?
— И да, и нет. Мы с Бобом занимались гидравликой на соседних шахтах.
— А когда умерла Кора Хендрикс?
— Месяца через три-четыре после того, как привезла из Штатов крошку Ширли.
— После ее смерти управление прииском перешло к вам?
— Не сразу. Мы с Бобом поехали в Штаты уладить дела с наследством. Вернулись примерно через год — путешествовать было не так просто, как теперь, — и были изумлены, когда узнали, что в своем завещании Кора назначила нас опекунами. Что можно сказать о нас тогдашних? Молодые искатели приключений, и только. Кора была гораздо старше нас. Этакая высушенная временем старая дева. Очень хитрая, скрытная, никогда о себе не рассказывала. Иногда я начинал думать, что Ширли — ее дочь. Как иначе объяснить такую любовь к девочке? Впрочем, не стоит об этом. Если Ширли заподозрит что-либо, это будет для нее потрясением. Черт возьми, я, кажется, рассуждаю вслух, старый дурак! Надеюсь, Лэм, у вас хватит порядочности не болтать обо всем этом? Знайте, если до Ширли дойдут какие-то слухи, я проломлю вам голову.
— Вы не пытались разыскать родственников по линии той самой двоюродной сестры?
— Честно говоря, нет. Коры не было в Колумбии около года. Вернулась она с ребенком. Мы с Бобом заподозрили было неладное, но Кора рассеяла наши подозрения, рассказав о своей трагически погибшей родственнице, — кажется, это была даже не двоюродная, а троюродная сестра. Вы думаете, что объявился кто-то из родственников по той линии и стал шантажировать Ширли? Едва ли. Как это все же странно: Ширли понадобились деньги и она мне ничего не сказала!
— Так что же Кеймерон? Вы так ничего и не рассказали о нем…
— Не хочу я о нем говорить. И вообще, Лэм, я не уверен, что ваше присутствие при нашей встрече необходимо. Не знаю, получится ли у нас с Бобом разговор начистоту…
— Дело ваше. Но Кеймерон спросит, откуда вам известно, что подвеска попала к Наттоллу через него. Что вы ответите?
— Вы правы. Что ж, раз уж вы влезли в это дело, вам его и распутывать…
— Как вам угодно.
— Придумайте что-нибудь. Например будто вы работаете на какую-нибудь ассоциацию ювелиров, которая прослеживает путь некоторых драгоценностей к прилавку. У вас получится убедительно. Только, ради Бога, не проговоритесь, что я вас нанял.
— Клянусь головой, все будет о’кей.
— Ну что ж, рисковать головой — ваша профессия, — улыбнулся Шарплз. — За риск я вам и плачу. И еще: если уж вам придется иметь дело с Бобом Кеймероном, будьте осторожны с Панчо.
— С Панчо? Это собака?
— Нет, ворона.
— Зачем она ему?